— Гмм. Значит, вы руководствуетесь своего рода кодексом. Кодексом чести преступников? Интересно. А в данный момент что вы делаете на компьютере?
Артемис погладил рукой напряженный желвак на шее.
— Прошу тебя, Дворецки… Все это — ради отца. Ты сам понимаешь, что я вынужден был так поступить.
— Только один вопрос, — сказал Дворецки, срывая упаковку со столовых приборов. — А ваш отец захотел бы, чтобы вы так поступили?
Артемис молча тер шею.
Через пять минут Дворецки сжалился над десятилетним мальчишкой.
— Я думаю, мы можем развернуть самолет и помочь этим странным созданиям. Аэропорт Фес-Саисс уже открыли, и мы приземлимся там через пару часов.
Артемис нахмурился. Поступить так было бы правильно, но это не входило в его планы. Возвращение в Фес не поможет спасти отца.
Дворецки сложил бумажную тарелку пополам, оставив объедки внутри.
— Мистер Фаул. Мне
Артемис проводил взглядом вернувшегося в кабину телохранителя, однако ничего не сказал.
Непрерывный поток лимузинов из аэропорта доставлял в «Царство людей» все новых экстинкционистов, и каждый из них выражал свою ненависть к животным тем, что находилось у него на плечах, голове или ногах. Кронски заметил даму, щеголявшую в ботфортах из шкуры каменного козла. Пиренейского, если он не ошибся. Рядом стояли старина Джеффри Кунц-Майерс в твидовой куртке, подбитой шкурой квагги,[14] и графиня Ирина Костович, бледную шею которой защищал от вечернего холода палантин из японского волка.
Кронски улыбался и тепло приветствовал каждого гостя, называя почти всех по имени. Каждый год новых членов становилось все меньше, но после сегодняшнего суда все изменится… Он направился в сторону банкетного зала.
Сам зал, спроектированный мюнхенской архитектурной мастерской «Шиллер-хаус», представлял собой огромный набор готовых конструкций, доставленных сюда немецкими специалистами в контейнерах и собранных меньше чем за четыре недели. Грандиозная конструкция отличалась от коттеджей более строгим видом, что было вполне оправдано, ибо в зале занимались очень серьезными делами. В нем вершился справедливый суд и приводился в исполнение приговор.
«Справедливый суд», — подумал Кронски и хихикнул.
Главный вход охраняли два дюжих марокканца в вечерних костюмах. Кронски сначала хотел одеть охранников в трико с эмблемами общества, но отказался от этой идеи, посчитав ее слишком бондианской.
«В конце концов, я же не Доктор Нет.[15] Я — Доктор Нет- Животных».
Шмыгнув мимо охранников, Кронски порысил по коридору, устланному роскошными местными коврами, и ворвался в банкетный зал высотой в два этажа, с трехслойной стеклянной крышей. Звезды казались такими близкими, что протяни руку и хватай.
Подобранная с большим вкусом внутренняя отделка представляла собой смесь классики и модерна. Исключением являлись пепельницы из лап гориллы на каждом столе и ведерки из слоновьих ног для охлаждения шампанского, выстроившиеся на подставках рядом с дверью в кухню. Кронски проскользнул в двустворчатые двери, пробежал мимо сверкающей сталью кухни и вошел в холодильную камеру.
Существо сидело в окружении троих охранников. Его приковали наручниками к пластмассовому детскому стулу, позаимствованному в яслях лагеря. Смотрело оно напряженно и угрюмо. Оружие лежало вне пределов досягаемости на стальной тележке.
«Будь взгляды пулями, — подумал Кронски, беря крошечный пистолет и взвешивая его на ладони, — я давно бы превратился в решето».
Он навел пистолет на свисавший с потолка замороженный свиной окорок и нажал на крохотный спусковой крючок. Ни вспышки, ни отдачи, но дымящийся окорок можно было подавать на стол.
Дабы убедиться в том, что глаза его не обманули, Кронски поднял на лоб фиолетовые солнцезащитные очки, которые носил днем и ночью.
— Ничего себе! — воскликнул он. — Вот это игрушка.
Он топнул по стальному полу, и гул волнами разнесся по камере.
— На этот раз никаких туннелей, — объявил он. — Базарный трюк не повторится. Ты говоришь по- английски, тварь? Понимаешь, что я тебе говорю?
Существо закатило глаза.
«Я бы ответила, — словно говорило оно, — но рот заклеен».
— И вполне оправданно, — заявил Кронски, словно ответ на его вопрос был произнесен вслух. — Нам все известно о твоих фокусах с гипнозом. И невидимостью. — Он ущипнул девушку за щеку, словно младенца. — На ощупь кожа похожа на человеческую. Кто ты такая? Фея, да?
Она снова закатила глаза.
«Если бы закатывание глаз признали видом спорта, она получила бы золотую медаль, — подумал доктор. — Ну, может быть, серебряную. Золотую получила бы моя бывшая жена — ее в этом деле никому не переплюнуть».
Кронски повернулся к охранникам.
— Она не шевелилась?
Охранники покачали головами. Глупый вопрос. Как она могла шевелиться?
— Отлично. Все идет по плану. — Теперь Кронски сам закатил глаза. — Вы только послушайте меня! «Все идет по плану». Совсем как Доктор Нет. Только металлических рук не хватает.
— Металлических рук? — переспросил молодой охранник, еще не привыкший к рассуждениям доктора.
Двое других давно усвоили, что большинство вопросов хозяина относятся к разряду риторических, особенно если касаются Эндрю Ллойда Уэббера или Джеймса Бонда.
Кронски не удостоил новичка ответом. Он приложил палец к надутым губам, чтобы все поняли важность слов, которые он собирался произнести, потом шумно, со свистом, выдохнул через нос.
— О’кей, джентльмены. Все меня слышат? Важность этого вечера невозможно переоценить. От него зависит будущее всей нашей организации. Все должно пройти идеально. Не спускайте глаз с пленницы, не снимайте с нее наручники, не давайте ей открывать рот. Никто не должен видеть ее до начала суда. Я заплатил пять миллионов бриллиантами за право грандиозного разоблачения, поэтому никого, кроме меня, сюда не впускать. Понятно?
Вопрос был уже не риторическим, хотя новичок понял это не сразу.
— Да, сэр, понятно, — выпалил он на долю секунды позже остальных.
— Если что-нибудь пойдет не так, то последним твоим заданием нынче вечером станет назначение в похоронную команду. — Кронски подмигнул новичку. — Знаешь, как говорят: последним вошел, да первым вышел.
Атмосфера на банкете оставалась несколько унылой, пока не подали первое блюдо. Все экстинкционисты отличались разборчивостью в еде. Некоторые из них ненавидели животных так сильно, что стали вегетарианцами, тем самым, естественно, несколько ограничив свое меню. Но на этот раз Кронски удалось переманить из вегетарианского ресторана в Эдинбурге шеф-повара, способного из простого кабачка приготовить такое блюдо, что даже самый закаленный мясоед изошел бы слюной.
На первое подали томатно-перечный суп в панцирях новорожденных черепашек. За ним последовали запеченные в тесте овощи с солидной порцией греческого йогурта в соуснике из черепа обезьяны. Все было очень вкусно, кроме того, вино несколько расслабило гостей.
