Угловая шконка переходила к Родиону в качестве переходящего вымпела.
Что-то там не срослось у Грибка. Сто пудов, Родиона определили в этот отряд неспроста. Видно, здесь у смотрящего зоны обитают самые преданные ему люди. Они должны были опустить строптивого законника. Но беспредельная акция заглохла, не начинаясь. Даже самые законченные отморозки побоялись тронуть законного вора. Это уже не луч, а само солнце в темном царстве.
Неужели Грибок так легко сдаст свои позиции? Быть такого не может...
Как знал Родион, что расслабляться еще ой как рано. Не успел Игорь расстелить его матрас на новом месте, как за спиной образовалась еще одна кодла.
Их было четверо. Совсем не святая троица бритоголовых мордоворотов с пустыми глазами. Эти муфлоны сопровождали крутована средних лет. Тяжелые надбровные дуги, тяжелый подбородок, тяжелый взгляд. И сам весь тяжелый – как мешок, под завязку набитый дерьмом. Этого мэна Родион видел впервые. Но нутром почуял – это и есть тот самый Грибок. И как выяснилось, не ошибся.
– Ну, здорово, каторжанин, – с вычурным презрением поприветствовал его смотрящий.
– Я не каторжанин, – едва заметно качнул головой Родион. – Я бродяга.
– Да? – как будто удивился Грибок. – Где срок мотал? Какую зону смотрел?
Правильные вопросы. Только песня льется не из того динамика.
– Ты кто такой есть, человек, чтобы с меня спрашивать? – сверкнул взглядом Родион.
– Я-то? Я-то смотрящий по зоне.
Грибка так и подмывало «наехать» на Родиона по полной программе. Было видно, сколько сил он прикладывал, чтобы держать себя в рамках приличия. Понимал, что в этой игре монета легла решкой. А он очень рассчитывал, что будет орел. Не смогли его прихвостни переступить через правильные понятия, не решились идти до конца в схватке с представителем воровского братства. Страх перед блатными санкциями оказался страшнее короткой расправы со стороны Грибка.
И все же беспредельная рать по-прежнему трепещет перед своим отмороженным боссом. И это не очень хорошо. Прежде всего для самого смотрящего. Потому что у его бойцов появился выбор. Они могут поддержать Родиона, и тогда никакой Грибок им не страшен. Поэтому и приходится ему держать себя в рамках и базар вести по понятиям.
Родион не прочь был вывести Грибка на правилку. В самом жестком варианте. Но ему тоже приходится держать себя в узде. Вор не должен опускаться до беспредела. И если есть возможность решить проблему без «наезда», он должен вести себя мирно.
– Кто на смотрящего тебя ставил? – И все же в голосе Родиона можно было уловить агрессивные нотки.
В конце концов, вор – не монах из святой обители.
– Люди меня поставили. От Каланчи малява была. Знаешь такого?
– Слышал, – кивнул Родион. – Каланча – правильный жулик. У него все по понятиям...
Он сделал паузу. Но продолжение фразы следовало без слов. У кого-то все по закону, а у Грибка все вверх ногами. Беспредельщик он, и порядки у него беспредельные.
– По понятиям у него, – злорадно усмехнулся Грибок. – Поэтому меня на зону поставили.
– Давно это было. А времена меняются...
– Хочешь сказать, кончилось мое время?
– С чего ты взял? – усмехнулся Родион. – Я такого не говорил.
Как это ни обидно, но постановочная малява от воров так и не высветилась на зоне. Или в пути застряла, или Грибок зажал.
Родион мог закачать права и без малявы. Как-никак он в законе, а Грибок даже не положенец. По законам он должен уступить Родиону свое место безо всякого. Но Грибок не подвинется. И наверняка постарается катнуть на Родиона бочку. Где малява? Какой ты вор?.. Еще и апельсином обзовет в запале. Или сухарем, который размачивается кровью. Делать этого он не имеет права. Апельсином, сухарем или самозванцем Родиона могут назвать только воры. Грибок может лишь сделать запрос. И пока не получит ответ, сидеть молча и сопеть в две дырочки. А молчать он не может, его так и распирает от ненависти к Родиону. Пока он сдерживается. И с нетерпением ждет, когда его соперник сделает неосторожный шаг.
– Будет воровская постановка, будут и полномочия. Тогда и перетрем этот вопрос, – с достоинством сказал Родион. – А пока я прошу собрать сходняк на признание моего авторитета.
Родион имел на это право. Грибок мог бы прокатить его с шумом, но его бы не поняли.
– Будет тебе сходняк, – невесело кивнул Грибок. – На второй отряд тебя поставим. Вместо Перхуна...
Он зло и хищно посмотрел на бывшего углового.
Грибок играл в справедливость. И даже смог заработать в актив несколько очков. Но вряд ли смог вернуть тот безусловный авторитет, которым пользовался раньше. Родион оставался для него камнем преткновения. И он должен был или сдвинуть его со своего пути, или сдаться. Он выбирал первое. Блеск ненависти в его глазах остро указывал на это.
Было видно, что Грибок не хочет уходить. Махровая злоба швыряла его на Родиона. Но всякий раз срабатывал внутренний тормоз. До открытого конфликта дело так и не дошло. Грибок окончательно пересилил себя, сумел включить задний ход и отчалил от пристани. Но это вовсе не значило, что он утопил свое право на возвращение.
Сходняк в беспредельной зоне – полное фуфло. Но это хотя бы видимость порядка, с которым Родион должен был считаться. Его не утвердили на место смотрящего. Поэтому он как бы и не мог смотреть за отрядом.
Но разжалованный Перхун очень быстро сдал свои полномочия. Не прошло и часу после ухода Грибка, как он также исчез в неизвестном направлении. Вместе со всеми вещами. С ним слиняла и его свита. Видно, Грибок не хотел, чтобы отборные бойцы двумя ногами встали на сторону Родиона. Поэтому добился, чтобы их перебросили в другой отряд. Или этот вариант был обговорен с хозяином заранее.
Выяснилось, что, кроме смотрящего и его свиты, в бараке никого больше не было. А где же отрицалово из воров? Или таких в отряде нет?.. На зоне воры водились. Из тех, кто воровал и совсем не прочь был жить по воровским законам. Кое-кто из них переметнулся на сторону Грибка, кто-то скурвился, растворился в мужицкой толпе. Кое-кто парился в душных камерах штрафных изоляторов. Кое-кто оставался на плаву, противопоставляя себя администрации и даже беспредельной тирании Грибка. Если последняя категория воровской братии наблюдалась, то в других отрядах. Во втором – никого. Может быть, это была одна из причин, по которой Родиона направили именно сюда. У него не должно быть поддержки. По крайней мере, на ближайшие один-два дня. А там Грибок что-нибудь придумает. Родион в этом нисколько не сомневался и готовился к худшему.
Вечером с работ вернулся работящий люд. Родион внимательно наблюдал за мужиками. Уставшие, изможденные, они еле передвигали ноги. В режиме автопилота добирались до своих шконок, обессиленно опускались поверх одеял. В глазах полное безразличие ко всему.
Родион на свой шкуре испытал, что есть такое производственный план. До седьмого пота вкалывал, с трудом дотягивая до каторжной нормы. И другие старались. Но никто не изматывался до такой степени, как эти несчастные люди, которых менты вкупе с Грибком опустили до ранга рабочей скотины. И виной всему не только изнуряющие нормы выработки. Отвратная пайка и нули на лицевых счетах лишали мужиков последних жизненных сил.
Под беспредельным прессом они утратили способность к сопротивлению. Безропотно сносили нечеловеческие тяготы и лишения, так же безропотно работали на светлое будущее граждан начальников и господ беспредельщиков.
Но в черном теле держали далеко не всех. В серой толпе Родион сумел выхватить немало сытых, довольных физиономий. Это были упитанные дяденьки из проворовавшихся чиновников и коммерсантов, которых жирно грели с воли. Грибок обдирал эту лоховскую братию как липку. Но и взамен им кое-что обламывалось. Они ходили на промзону вместе со всеми, но работали мало, чисто для проформы. И в общежитии жили одной зажиточной семьей. Угол, в котором они обитали, был отгорожен занавесками. Было слышно, как там заработал телевизор.
В принципе Родиону было все равно, как живут жирные караси. Пусть пользуются благами, если есть возможность. Но это непорядок, когда одни кушают бутерброды с красной икрой, а для других в радость
