Но Тудор энергично мотнул головой, он на этот счет придерживался иного мнения.
— Это только кажется… А на самом деле все запутывается… и, на мой взгляд, мы упускаем самое важное, самое серьезное. Ведь здесь были и другие события, и сколько бы мы ни старались, мы не можем без явных натяжек и несуразиц связать происшедшее в Бухаресте с разыгравшейся здесь трагедией.
— Я возвращаюсь к своей прежней идее! — вновь овладел инициативой Виктор Мариан. — Ребята пронюхали что-то про ограбление в Бухаресте. Дан ли, Раду ли, к сожалению, точно мы знать не можем. Возможно, Раду — он ведь был служащим общества, где застраховал свои анонимные ценности Аварян. Ребята что-то узнали, это стало известно, и их приговорили к смерти. Почему Дан непременно хотел поговорить с Паулем Сораном уже после назначенного часа фатальной встречи? А как замышлены убийства? Дьявольски. Дана убили втихую, в таком месте, где его, может, никогда бы и не нашли, и так, чтобы Раду ничего не узнал и тоже пошел на свидание. Я почти уверен, что Раду и Дан что-то знали и договорились между собой… А Пауля Сорана — я возвращаюсь к своей идее — надо было убить просто для страховки. Мертвые молчат. Даже если отпадает гипотеза, что убийца опасался, как бы Пауль не услышал что-нибудь от Раду, пока спасал его, эта версия все же остается рабочей. Откуда ему было знать, что ребята не сообщили что-нибудь Паулю по телефону или не оставили какую-нибудь записку? Значит, Пауля Сорана надо было убрать вместе с остальными… Он не подозревает, кто мог послать ему записку?
Тудор рассказал о содержании своего разговора с Паулем Сораном:
— Когда я спросил его, не приходило ли ему в голову, кто мог быть автором записки, он мне ответил дословно следующее: «Кажется, мне становится хуже!»
— Настоящий рыцарь! — усмехнулся Виктор Мариан. — Но как горько он обманулся!..
— Одно ясно наверняка, — сказал Тудор. — Существует связь между тем, что происходило в Бухаресте и здесь, но ее почти невозможно нащупать. Факты, алиби противоречат друг другу…
— Мы проверим и остальных, тех, кто не фигурирует в компании, описанной Энеску, — упрямо гнул свое Виктор Мариан. — По минутам, по секундам, если понадобится…
Думаю, такой точности не понадобится, — сказал Тудор. — Надо проверять до разумных пределов…
— А убийство Раду Стояна? — переспросил Виктор Мариан. — Там речь идет о минутах… и, кажется, у всех есть алиби…
— Не стал бы ручаться за это, — вмешался Ион Роман, — начиная с сегодняшнего утра. Я едва дождался, пока мы придем сюда… Солнце меня подняло слишком рано, и от нечего делать я направился к пляжу с мыслью еще раз взглянуть на места, где все произошло… Солнца такого давненько не видели, и неудивительно, что на пляже возле Теплой бухты уже появились люди, хотя не было еще и шести. Какая-то семья — папа, мама, два мальчика и девочка — уже пыталась загорать. Дети посмелее пробовали воду и даже барахтались. Там, в бухте, вода никогда не бывает холодной. Я бродил по злополучным местам, как вдруг услышал крик. Кричала девочка. Она уронила в воду голубой мяч, и его понесло за буйки в море. Сначала я даже не понял, в чем дело и что речь идет о мяче. Предмет, на который показывала девочка, был похож на голову пловца. Я подошел поближе и пожалел, что не так хорошо плаваю, чтобы помочь ей. Отец девочки хотел отправиться за мячом, но жена остановила его: не надо, мол, море само выбросит его на берег. И пошла с дочкой к Большому омуту. Мяч как раз миновал водный вал и взял немного странный курс. Я двинулся вслед за мамой и дочкой и стоял на берегу, пока волны не выбросили мяч на берег. Длилось это с полчаса, но я понял, что время даром не теряю. С разрешения девочки я осмотрел мяч. Это был обыкновенный надувной мяч с убирающейся вовнутрь трубочкой и затычкой. Надуть его можно где угодно — на земле, в воздухе, в воде, а сложенный легко незаметно спрятать в купальном костюме и пронести с собой в море. А там надуть и пустить на волю волн. Я спросил женщину, где она купила мяч. Оказалось, в Констанце. На вопрос, были ли и другие цвета, ответила, что были любые: черные, зеленые, желтые, красные, оранжевые, всякие. Почему меня заинтересовал мяч и зачем я предпринял всю эту одиссею? Когда девочка закричала и стала показывать пальцем в море, я решил поначалу, что тонет человек. Говорю вам, издали мяч в точности походил на купальную шапочку!..
Тудор с явным вниманием слушал Иона Романа. Во время рассказа он раскрыл черную тетрадь Владимира Энеску, чтобы перечитать пассажи, посвященные бесстрашию разноцветных шапочек в открытом море и их возвращению к гряде бурунов у «Белой чайки». Потом захлопнул тетрадь и посмотрел на Иона Романа.
— Да… — наконец сказал он. — Здесь есть одна потрясающая подробность… непонятно, как я раньше ее не заметил, какая-то была смутная догадка, но если бы не твой рассказ… В общем… одну из загадок можно объяснить. Это абсолютно потрясающая подробность!
— С этой секунды каждая шапочка, каждый пловец в море становятся автоматически подозреваемыми, — встрепенулся Виктор Мариан.
— Вот именно! — согласился Ион Роман.
— Алиби больше нет ни у кого. Все на подозрении…
— Все автоматически становятся подозреваемыми… — задумчиво повторил Тудор. — Так можно истолковать дрейф мяча у «Белой чайки». Все автоматически попадают под подозрение… Но я по-другому понимаю всю эту историю! С этого мгновения остается только один подозреваемый… Да, только один!
Иону Роману и Виктору Мариану было поручено проверить алиби каждого в ночь с воскресенья на понедельник. Тудор послал за адвокатом Жильбертом Паскалом и уселся в кресле за столом заседаний в служебном номере. Погрузившись в свои мысли, он даже не услышал стука в дверь. И только увидев, как поворачивается ручка замка, вспомнил, что вызывал адвоката, и вышел ему навстречу.
— Присаживайтесь… — пригласил его Тудор к столу. — Не приношу протокольных извинений, ибо дело приняло весьма серьезный оборот.
— В таком случае, — адвокат отступил на шаг, — я не вымолвлю ни слова… в отсутствие моего представителя, маэстро Дориана. Он должен прибыть после обеда…
Тудор устало сел в кресло:
— Господин Паскал! Слышали ли вы когда-нибудь выражение «заморские цацки», произнесенное по- французски?
Адвокат отступил еще на шаг:
— Я протестую против любых вопросов! Ваша обязанность — образцово и безупречно служить закону!
— Господин Паскал! — тихо, почти безразлично повторил Тудор. — Одна из «заморских цацек»— колье с подковками — находится с понедельника во владении мадемуазель Елены, но нам она его показала только вчера вечером…
Адвокат Жильберт Паскал пододвинул первое попавшееся кресло и, обмякший, рухнул в него.
— Полагаю… — пролепетал он, слегка оправившись от замешательства и испуга, — разумеется, это не розыгрыш? И все же это невозможно! Сперва, пожалуйста, позвольте мне на него взглянуть…
— Не думаю, что это необходимо. Пустая трата времени, которая в любом случае пользы вам не принесет, — отрезал Тудор. — Но если вы настаиваете…
Адвокат Жильберт Паскал снова безжизненно обмяк в кресле. Будто расслаблялся по системе йоги.
— А может быть, и трата времени, — согласился он, постепенно приходя в себя, — которая бы вызвала еще один приступ… Благодарю вас…
Адвокат не притворялся. Почти неуловимыми упражнениями он на глазах восстанавливал самоконтроль. Тудор невольно восхитился его силой воли и трезвостью ума…
— Однако нас в меньшей степени интересуют эти «заморские цацки», — продолжил Тудор, — или, вернее, интересуют в той мере, в какой они являются частью «настоящих цацек». Господин адвокат! Появление этих «заморских диковин», здесь, в гостинице, вскоре после ограбления в Бухаресте, а также некоторые признаки того, что разыгравшиеся здесь трагедии тесно связаны с событиями в Бухаресте, как и тот факт, что Аварян по состоянию здоровья не может говорить, — все это, думаю, дает вам право раскрыть нам объект и особые условия договора между вами и господином Аваряном. Хочу привлечь ваше внимание к тому, что быстрейшее прояснение этого вопроса может весьма ускорить прояснение другого, относящегося к самой мерзкой, самой чудовищной категории. Надеюсь, вы меня понимаете. Я не желаю ничего иного, как только примерно и безупречно служить закону!
— У меня нет в этом сомнений, — ответил адвокат Жильберт Паскал, стараясь придать своему тону как
