она совершала частые поездки на мотоцикле без всякого сопровождения, заходя инкогнито в трактиры и закусочные, где обычно обедали водители трамваев. Ее поклонники говорили:
— Мария-Джозе — единственный мужчина в савойском доме.
Изо дня в день она передавала сведения о деятельности заговорщиков против Муссолини единственному человеку во дворце, испытывавшему к ней глубокую, но безнадежную страсть, — Пьетро, герцогу Акваронскому, который своим финансовым колдовством в вопросах регулирования королевских расходов добился полного расположения и доверия дуче.
Сбросив туфли и забравшись с ногами на диван, Мария-Джозе закуривала черную тонкую сигару, столь не любимую королем, и рассказывала герцогу новости.
Многие видные политики и ученые доверяли ей. Среди них можно было назвать шестидесятидевятилетнего Бономи, бывшего премьера Италии, христианского демократа Ал сиде де Гаспери (позже ставшего премьером), профессора Фердинандо Арену, дворцового врача, и доктора Карло Антони, ее опекуна.
Уверенная в том, что эти люди будут готовы войти в новое правительство после свержения фашизма, Джулиана как-то привела к ней Гуидо Гонеллу, носящего очки дипломатического корреспондента ватиканской газеты «Л'Оссерваторе Романо».
Вскоре через него была установлена связь с еще очень важным звеном в цепи — Джулиана стала чуть ли не каждый день навещать Джиованни Батисту Монтини (ставшего позже Папой Павлом VI), бывшего в то время заместителем госсекретаря Ватикана.
Однако общаться с ним ей было нелегко. Часто, когда Джулиана заводила разговор о новых контактах и планах, Монтини молчал, подперев рукой подбородок. Однажды она, совсем растерявшись, назвала его вместо «ваше высокопреосвященство» сыном:
— Сын мой, если вы ничего не скажете, я сойду с ума.
Широко раскинув руки и обратив взор к небесам, будущий Папа ответил ей тактично:
— Матушка, Господь Бог не дал мне вашей живости. И прежде, чем что-то сказать, я должен подумать.
Но именно Монтини после встречи с Марией-Джозе довел до сведения Гарольда Титмена, представителя Рузвельта в Ватикане, и сэра Френсиса д'Арси Годольфина Осборна, британского министра при папском престоле, имена лояльных итальянских политиков. Вопрос заключался только в том, будут ли они приняты в Вашингтоне и Лондоне, когда Италия выйдет из войны.
Подобно генералу Кастеллано, Мария-Джозе устанавливала самые широкие контакты. В августе 1942 года по своей личной инициативе она встретилась на лесной поляне под Пьемонтом с человеком, который ненавидел Муссолини, — маршалом Пьетро Бадолио. И маршал заявил о своей готовности возглавить армию, когда придет время, хотя и сказал:
— Если Германия победит, нам никогда не удастся избавиться от фашизма.
Уже скоро принцесса поняла, что для успешного государственного переворота недостаточно лишь молчаливой поддержки Папы Пия XII и короля. Это стало очевидно после волны забастовок, прокатившейся по стране. Нравилось им это или нет, но конспираторы нуждались в помощи коммунистов.
Через Карло Антони, опекуна принцессы, Джулиана установила контакт с Кончетто Марчези, профессором латыни в Падуанском университете, имевшим большой авторитет среди коммунистов. Она спросила его напрямую, сможет ли он связаться с коммунистом номер один — пятидесятилетним Пальмиро Тольятти, представлявшим Италию в Коминтерне?
В 4 часа пополудни 26 мая Джулиана буквально ворвалась к Марии-Джозе в сильном волнении. Тольятти ответил профессору Марчези из Москвы утвердительно, что коммунисты будут «сотрудничать вполне лояльно» с королем Виктором-Эммануилом в случае восстания против Муссолини.
Коммунисты выдвигают лишь одно условие: должность министра без портфеля в будущем правительстве. В качестве доказательства своих серьезных намерений они по установленному сигналу остановят все заводы Италии.
А от себя Марчези даже добавил:
— Против фашизма в Италии поднимутся четыреста тысяч человек.
В жилой комнате своей роскошной виллы в римском районе Виа Брюсселес маршал Пьетро Бадолио, подобно животному в клетке, тупо смотрел на блестящий паркет. Прошло уже девять месяцев со времени его встречи с принцессой Марией-Джозе, но до сих пор никаких звонков из дворца Квиринале не было, Бадолио был вне себя. Он не понимал, что принцесса вышла на него по собственной инициативе. Переживая свою отставку после греческих неудач, он считал, что у него есть шанс возвратиться к активной деятельности с помощью короля.
Хотя Муссолини с большой неохотой удовлетворил просьбу Бадолио освободить его от налога на доход, получаемый им после абиссинской войны, дав указание министру финансов графу Паоло Таон ди Ревелю переводить эти деньги на особый счет, маршал продолжал ненавидеть дуче. Ненависть эта зародилась в нем еще в период фашистского марша на Рим, а после событий в Греции еще более усилилась.
— Если мне будет предоставлена такая возможность, я поставлю эти полторы сотни выскочек к стенке, — неоднократно говорил он своим сыновьям. — Коли король не решится на проведение государственного переворота, я осуществлю его сам с согласия кронпринца Умберто.
Вдруг размышления маршала были нарушены. Слуга доложил о приходе доктора Фердинандо Арены.
Придворные короля и Бадолио пользовались услугами того же врача. Его приход мог быть связан с вызовом во дворец, которого он ждал.
— Вы с посланием? — вопросил Бадолио с сияющими глазами, протягивая доктору руку. — Вас послал король?
— Да нет, маршал, — с удивлением ответил врач. — Я пришел измерить ваше давление.
Такси, на котором ехала Кларетта Петаччи, остановилось у служебного входа дворца Венеция на улице Виа дегли Асталли, которым она пользовалась вот уже семь лет. Бесцеремонно агент в гражданской одежде просунул голову в окно дверцы автомобиля.
— Вход запрещен, синьора, — сухо произнес он.
— Это почему же? — изумилась Кларетта. — Что это должно значить?
Но мужчина лишь бесстрастно повторил:
— Уезжайте. Это приказ дуче. Большего я сказать не могу.
В смятении она распорядилась отвезти ее к дому Квинто Наварры, что напротив церкви Святого Марка. Старый слуга дуче, давний ее знакомый, будет наверняка знать, что произошло. Но сконфуженный Наварра не смог ничего ей объяснить. Хотя он и слышал о распоряжении Муссолини, он не знает, чем оно вызвано. Кларетте ничего не оставалось, как возвратиться домой.
Двадцатилетняя Мириам посоветовала сестре:
— Да брось ты его и забудь о нем! Не бегай за ним, раз он так поступил! Он этого не заслуживает!
Но Кларетта была не в состоянии последовать ее совету. Вечером же она написала Муссолини письмо с просьбой объяснения, а на следующий день — еще два. Когда ответа не последовало, она попыталась позвонить по телефону. Абонент номер 51 дворца Венеция не отвечал.
Если Муссолини нашел другую женщину, у него должно хватить мужества сказать ей об этом. Но что происходило в его не знающем отдыха, мятежном мозгу?
Подобный вопрос задавали себе и многие другие в эти душные майские дни 1943 года. Многим казалось, что Муссолини потерял логическое мышление, тщетно пытаясь найти выход из создавшегося положения, видя, что все его грандиозные планы привели страну на край гибели.
Наконец, после пяти дней молчания, он сам позвонил Кларетте. Голосом твердым и холодным он произнес:
— Я решил больше не видеть тебя. Для этого у меня есть причины.
Пытаясь смягчить его, Кларетта взмолилась:
— Но даже человеку, приговоренному к смерти, объясняют причину приговора.
Когда же она вновь приехала во дворец Венеция, то поняла, что у него не было никакого разумного
