решил:
— Мы доберемся до немецкого посольства вот этим путем.
Маршрут был довольно странным — сначала на север, потом на восток, через Комо, Менаджио и Сондрио. Кизнатт не обратил внимания на то, что он проходил севернее Вал-Теллины, но сказал:
— Это очень опасный путь, поскольку контролируется партизанами.
Зато, подчеркнул Муссолини, он проходит вблизи швейцарской границы. И добавил:
— Если ситуация станет критической, я смогу укрыться там.
Кизнатт возразил:
— Повторяю: немецкие власти настаивают, чтобы вы были поблизости и ни в коем случае не направлялись в Швейцарию. Во всяком случае, швейцарцы не предоставят вам убежища.
Муссолини раскрыл утренние газеты. Из своего бункера на Вильгельмштрассе Гитлер обратился к дуче со своим последним посланием, в котором говорилось: «Битва за жизнь или смерть против сил большевизма и еврейства вступила в заключительную стадию… Исход войны в этот исторический момент решит судьбу Европы на целые столетия».
Как загипнотизированный Муссолини читал эти строки, будто бы слыша хрипловатый голос, столь знакомый ему по Бреннеру, Фелтре и Растенбургу, возвышающийся и падающий в монологе.
Затем произнес безжизненным глухим голосом:
— Тогда и в Швейцарии мне нечего делать.
В пропахшей пылью библиотеке в доме номер 12 по улице Виа Копернико, находившейся неподалеку от Центрального железнодорожного вокзала Милана, шел разговор о недопущении кровопролития, которого так боялся Муссолини. Молчаливые темные фигуры охраняли все подступы к дому. Глядя на своих товарищей по комитету национального освобождения, делегат от христианских демократов пятидесятиоднолетний Ачилл Марацца докладывал о своей встрече прошедшего дня.
В этот самый момент, а было 8 часов утра 25 апреля, Муссолини осознал крушение всех своих надежд.
Марацца считал странной не только саму встречу, но и место, где она проходила, — городской ломбард, расположенный в узкой, кривой улочке за роскошной гостиницей «Континенталь-отель». Пожилые женщины сдавали там золотые медальоны и поношенные меха, а отошедшие в сторонку Марацца и миланский промышленник Риккардо Челла говорили на пониженных тонах о вопросе, представлявшем собой политический динамит, — о капитуляции Бенито Муссолини.
Убежденный католик Марацца использовал свои связи с архиепископом Палаце для подыскания укрытий для своих товарищей по Сопротивлению, в том числе и коммунистов, в монастырях и церквах по всему городу.
После отказа участников движения Сопротивления от его плана передачи власти Муссолини сделал последний шаг по предотвращению кровопролития, которое могло произойти после того, как он покинет город. В качестве посредника он выбрал состоятельного Челлу, купившего типографию и издательство газеты «Иль Пополо», зная о его близости к Церкви. Дуче хотел, чтобы архиепископ устроил ему частную встречу с генералом Раффаэле Кадорной, командиром добровольческого корпуса «Свобода» — вооруженной силы комитета освобождения.
Марацца истолковал предложение Челлы по-своему и рекомендовал провести эту встречу на нейтральной территории — во дворце архиепископа. Но ведь Муссолини мог сдаться непосредственно комитету спасения, а не его военному руководителю. Затем он стал бы находиться под покровительством архиепископа, ожидая назначения дня проведения трибунала. Однако капитуляция должна быть безоговорочной.
Но Челла заартачился, не считая возможным сказать об этом Муссолини, так как понимал, что у того не было намерения капитулировать. И подчеркнул, что Муссолини беспокоила судьба семей фашистов, остававшихся в городе. Марацца же настаивал на проведении встречи во дворце архиепископа.
И вот сейчас Марацца пытался проаргументировать свое предложение, зная, что его задача — не из простых. Вот уже несколько месяцев среди членов комитета шла непрекращавшаяся борьба мнений. Взгляды Мараццы разделял только представитель либералов Джиустино Арпезани. Представитель партии действия Лео Валиани поддерживал левое крыло, в которое входили социалист Сандро Пертини и коммунист Эмилио Серени. Все они были стойкими патриотами, но выдвигали бескомпромиссные требования — никаких переговоров с фашистами, лишь их капитуляция или смерть.
К радости Мараццы, хотя дискуссия и была жаркой, возражений по его предложению было мало.
— Хорошо, — произнес, наконец, Серени, — коммунисты согласны, но не считают себя этим связанными. — И оговорил условие: — Никто из членов комитета не должен вступать в переговоры с Муссолини. Если он намерен капитулировать во дворце архиепископа, то это по сути — военный вопрос. Для принятия его капитуляции следует послать генерала Кадорну.
Марацце надо было срочно добиться рандеву с доном Джузеппе Биччиераем, представителем архиепископа. Чтобы не допустить развязывания гражданской войны в Милане, время терять было нельзя.
В 9 часов вечера 24 апреля Марацца со своими друзьями настроился на радиостанцию Би-би-си, чтобы послушать последние известия. Произошло то, чего они уже давно ожидали: подразделения 10-й горной дивизии генерала Марка Кларка форсировали реку По. Следовательно, союзники скоро войдут в Милан.
Для коммуниста Эмилио Серени этот день имел особое значение. Утром к нему на квартиру пришел Луиджи Лонго и сказал:
— Ну так что, будем начинать?!
Серени знал, что тот имел в виду. День вооруженного восстания, которое союзники старались всеми силами не допустить, наступил. Еще 13 апреля генерал Марк Кларк заявил во Флоренции по радио, предупреждая партизан:
— Время для ваших действий еще не наступило. Не распыляйте свои силы. Не проводите опрометчивых акций.
В то же время в Сан-Леокко, южнее Неаполя, в штаб-квартире союзников были сформированы двадцать пять диверсионно-разведывательных групп, предназначенных для действий в лесах и горах, перед которыми была поставлена задача: «Взять Муссолини живым и немедленно доложить об этом в штаб. Держать его в безопасном месте до подхода союзных войск».
Коммунисты же получили собственные указания из Рима от Пальмиро Тольятти, возвратившегося туда из Москвы: «Не подчиняйтесь генералу Кларку. В наших интересах, чтобы… народ… ликвидировал нацистско-фашистский режим еще до подхода союзников… Используйте подходящий момент для восстания…»
Луиджи Лонго отдал распоряжение: «Никаких проходов и золотых мостов для отходящих фашистов. С ними — только война на уничтожение».
Будучи патриотами, представители левого крыла понимали необходимость доказать свою независимость от союзников, показав свое равенство при готовности сотрудничать. Сандро Пертини, например, заявил:
— Мы не являемся их слугами. И если убьем Муссолини, то только докажем свою независимость.
Серени и его товарищи знали, что им делать. В 2 часа ночи рабочие должны были занять заводы и фабрики. Фашисты, не сдавшиеся в течение четырех часов, подлежали публичному расстрелу. Любой участник марша на Рим предстанет перед народным трибуналом, который в отношении дуче и его приспешников будет обязан вынести только смертный приговор.
В северных районах страны коммунисты контролировали пятьдесят процентов оружия, продовольствия и транспортных средств. Более 100 000 рабочих стали членами их партии. Пройдя суровую школу боев в Испании, вишийской Франции и схваток с режимом Муссолини, коммунисты закалились и теперь не видели причин предания дуче суду союзников, что, несомненно, явилось бы бесчестием для Италии.
Такое мнение поддерживали все сторонники левого крыла. На утреннем заседании Лео Валиани высказал их общую позицию:
— Пора покончить с тем, что продолжалось более двадцати лет. Пришло время сказать «конец»
