Пазолини с удивлением ответил:
— Какие еще распоряжения, дуче? Вы же сказали о выступлении в Комо.
В их разговор вмешался Коста:
— Что это еще за дела? Десять часов тому назад ведь называли Вал-Теллину.
Неподалеку от Муссолини слепой ветеран войны заплакал:
— Не покидайте нас… Я отдал свои глаза за фашизм… Я готов отдать и жизнь.
Журналист Карло Силвестри сказал свое мнение по поводу криков:
— Не доставляйте своим противникам такого удовольствия.
Полковник Вито Казалиново, помощник Муссолини, не говоря ни слова, подал ему пальто.
Новость, сообщенная Грациани, только подлила, как говорится, масла в огонь. Союзники форсировали Адидже, и передовые части генерала Кларка могли войти в Милан в ближайшие часы. Витторио Муссолини посчитал это за свет в конце туннеля и промолвил, обращаясь к отцу:
— К чему тогда уходить? Почему не остаться в префектуре, в которой можно отбить все атаки партизан, и не дождаться прихода американцев?
— И быть пригвожденным к позорному столбу в лондонском Тауэре или оказаться в клетке, подобно дикому зверю в Мэдисон-сквер-Гарден? — возразил Муссолини. — Нет уж, Никогда!
Предательство Вольфа, непреклонность лидеров движения Сопротивления и опасение быть осмеянным союзниками оказались тремя факторами, выведшими Муссолини из равновесия в этот критический момент.
Только его последняя решительная позиция могла как-то восстановить баланс.
На другом конце города, во дворце архиепископа, положение дел было не лучше. Лидеры повстанцев, разбившись на небольшие группки, ожидали появления дуче, нетерпеливо поглядывая на часы. Вдруг в конце коридора послышался шум, и в комнату ворвались Лео Валиани и Эмилио Серени. Обеспокоенные долгим отсутствием Ломбарди, они подумали, а не удалось ли Марацце и Арпезани уговорить остальных на передачу Муссолини в руки союзников? Вслед за ними появился социалист Сандро Пертини, который только что узнал о проводившемся совещании. Он примчался, решительно настроенный прервать переговоры.
— Вы не должны были соглашаться ни на какие разговоры с ним, — крикнул Пертини генералу Кадорне. — Общественный суд — вот то, чего мы хотим.
Марацца возразил ему:
— Если Муссолини сдастся нам, то мы сдержим свое слово.
В этот момент из своей приемной показался кардинал, обеспокоенный поднявшимися криками, и предупредил всех присутствовавших о большой ответственности, которую они понесут в случае попытки взять Муссолини силой:
— Это может привести к гражданской войне.
— Колесо истории вращается, — возразил Пертини, — и ни вы, ни я не можем его остановить.
— Вы должны обещать вашему архиепископу, что не поднимете вооруженное восстание.
Взбешенный Серени крикнул:
— Во-первых, вы — не мой архиепископ, а во-вторых, вооруженное восстание обязательно начнется.
Серени, да и остальные все еще считали, что Муссолини возвратится во дворец и сдастся, предоставив себя под защиту кардинала до подхода союзных войск. Один из представителей левого крыла сунул под нос архиепископу кулак с криком:
— Вы ответите за это!
Дон Джузеппе Биччиерай тут же разделил их друг от друга своей мощной фигурой.
В префектуре споры тоже еще не прекратились. Винченцо Коста, выдвинувший идею Вал-Теллины, считал, что в случае необходимости надо будет просто взять Муссолини и увезти в горы силой. Тогда фашизм «сможет умереть в славе». Цербино и Барраку, все еще надеявшиеся на мирный исход, пытались шумно разубедить его. Министр корпораций Анджело Тарчи уговаривал Муссолини остаться в Милане. Его поддерживал министр юстиции Пьеро Пизенти.
Они могли бы скрыться в замке Сфорцеско и дождаться там прихода союзников, а Грациани в это время капитулирует вместе с армией. Но Муссолини отклонил их предложение, решив направиться к озеру Комо, отстоявшему на шестьдесят километров севернее города, и оттуда продолжить переговоры с Шустером.
В Комо, судя по направлению и силе ветра, четыре дороги были еще открыты для движения, что позволит: установить контакт с Шустером; выдвинуться к Вал-Теллине, если Паволини удастся собрать там достаточное количество войск; уйти в Швейцарию; последовать за немцами в Мерано.
Грациани, не забывший ультиматум партизан и посмотревший на часы, положил конец дискуссиям, сказав:
— Сейчас почти 8 часов вечера, дуче. Предлагаю продолжить дискуссию в Комо.
Муссолини сразу же подбежал к окну и крикнул по-немецки ожидавшим эсэсовцам:
— Подготовьтесь к немедленному выезду.
Принц Валерио Боргезе наблюдал, улыбаясь скептически, за тем, как дуче через несколько минут перебегал во дворе префектуры от машины к машине, наказывая:
— Встретимся в 8 часов утра в префектуре Комо 26 апреля.
В течение ночи должны быть досмотрены все городские казармы и солдаты, находящиеся в них, отправлены в Вал-Теллину.
Во дворе префектуры поднялся крик:
— На Комо… на Комо.
Все присутствовавшие на заседании рассаживались по своим машинам. Муссолини уселся на заднем сиденье открытой «альфа-ромео», держа в руках автомат, который ему сунул какой-то солдат, не зная, как с ним обращаться. Кто-то был излишне возбужден, кто-то подвержен страху, но все торопились.
Стоя в стороне, принц Боргезе наблюдал за разыгрывавшимся спектаклем. Хотя двор имел только один выход, более тридцати легковых и грузовых автомашин выстроились в колонну. Через несколько минут двор опустел. В нем виднелась лишь одинокая фигура Боргезе.
Министр юстиции Пьеро Пизенти вспоминал, что в опустевшем дворце стали раздаваться беспрерывные телефонные звонки от префектов и начальников федеральных служб, пытавшихся получить последние указания дуче.
Префект Марио Басси, подняв трубку, услышал голос дона Джузеппе Биччиерая, звонившего из дворца архиепископа. Лидеры повстанцев с нетерпением ожидали решения Муссолини. Басси ответил кратко:
— Дуче уехал, ему нечего было вам сказать. Когда дон Биччиерай сообщил эту новость лидерам движения Сопротивления, на лице Лео Валиани скользнула улыбка. Он был, пожалуй, первым из собравшихся там, кто полностью оценил значение бегства Муссолини. Срок ультиматума истек, так что дуче поставил сам себя вне закона.
Ночь была темной, и вот посреди ее в кабинете полковника Альфредо Малгери, начальника ломбардийской финансовой гвардии, раздался телефонный звонок. Малгери узнал голос майора Эгидио Либерти, одного из офицеров генерала Кадорны:
— Это — Коллино. Мы должны приступать к действиям прямо сейчас. Через полчаса вы получите письменное распоряжение. — В заключение майор добавил: — Желаю успехов!
Пятидесятитрехлетний полковник вскоре получил распоряжение, доставленное ему связным от Лео Валиани. В нем говорилось:
— Задача финансовой гвардии — захватить этой ночью префектуру Милана…
В казарме, обнесенной колючей проволокой, с окнами, заложенными мешками с песком, Малгери обсудил детали предстоявших действий со своими офицерами. В городе находилось до двенадцати тысяч фашистов и немцев, в его распоряжении было всего четыреста человек, которым предстояло выйти на другой конец Милана и отрезать девять дорог с целью изоляции здания префектуры.
— Это же самоубийство, — сказал один из офицеров.
Полковнику было трудно ему возразить.
В серо-зеленой форме с желтыми языками пламени на петлицах люди вышли в город в 4 часа утра.
