других офицеров штаба. Всего их пять… В том числе и у начальника особого отдела дивизии, — Окунев положил на стол фотографический аппарат в светлом кожаном футляре.
— И все же какими путями в ваших руках оказалась эта катушка проявленной пленки?
— Мне могут не поверить, товарищ генерал, но я нашел ее у сосны, недалеко от озера, когда шел с переднего края напрямик к себе в отдел. Солдаты комендантской роты берут там в ручье воду для кухни. Помогла мне… кто вы думаете? Белка! Самая настоящая, темно-рыжая белка. Она прыгнула в дупло, а оттуда выпала эта катушка. Видно, то был «почтовый ящик». Но больше я ничего не обнаружил.
— И когда вы ее подобрали?
— Вчера вечером перед заходом солнца.
— Кто-нибудь, кроме вас, знает об этой находке?
— Кроме вас и меня — никто. Разрешите обратить ваше внимание вот на эту фотографию. — Майор Окунев взял снимок, отложенный в сторону. — Смотрите: на нем изображены землянки штаба дивизии.
Чавчавадзе узнал знакомые очертания лесной поляны, замаскированную масксетью радиостанцию, а чуть в стороне — автомашину дивизионной типографии.
— Смелое решение.
— Человек, знающий свое дело, — добавил Окунев.
— Майор Левашов мог быть у самоходчиков, — стал рассуждать генерал. — Его связисты тянули вчера новую линию. Но почему вы думаете, что этим человеком, которого подозреваем, должен быть обязательно Левашов?
— Я давно наблюдаю за ним. Некоторые черты характера Левашова наводят на размышления. Общительный, эрудированный, исключительно дисциплинированный офицер… Послужной список его безупречен. И все же в поведении чувствуется скрытая натянутость. Горьковчанин — но не заметно нижегородского оканья. Почему майор Левашов вчера в девятнадцать ноль пять был около той сосны? Это установлено, товарищ генерал, наблюдением. Спрашивается: что привело его туда? Он ушел от ручья через три минуты. Почему майор Левашов удалился так поспешно? Может быть, разыскивал пенал с пленкой около дерева, а раздавшиеся голоса солдат комендантского взвода вспугнули его. Начальник связи действительно был у отметки «пятнадцать» в расположении самоходчиков… А разве ему обязательно нужно было быть там? И еще одна интересная загадка, товарищ генерал. Дело в том, что фотографирование штабного блиндажа произведено под некоторым углом. Это первое. На фотографии правый край снимка несколько удален от общего плана и выражен слабее. Левый же наоборот — приближен и выделяется резче. Второе: человек, фотографирующий данный объект, безусловно, подумал бы о своей безопасности. Я имею в виду часового и более или менее оживленное движение у штабных землянок. Как должен был бы поступить фотографирующий, чтобы ничем не обнаружить себя? Есть единственное место… Это землянка начальника связи, находившаяся несколько левее, на противоположной стороне поляны. Через единственное окно…
— Но вы понимаете, что всего этого еще недостаточно для того, чтобы обвинить начальника связи, — констатировал Чавчавадзе.
— Да, товарищ генерал, прямых улик нет.
— Я знаю, что вам удалось дешифровать первую радиограмму.
— Так точно, вот текст, — майор протянул листок бумаги.
— «„Ураган“. Агенту С-42,— медленно читал комдив, — срочно сообщите о результатах контрудара. Назначение и номера частей, приданных соединению генерала Чавчавадзе. Состав стрелкового корпуса. Оперативные планы дивизии. Принимаемые меры. Спецотдел 7-ч…» Ну и что вы намерены предпринять?
— Думаю, что в течение наступивших суток операция по ликвидации лазутчика будет кончена. Лицо, характер, визитная карточка разведчика стали просматриваться более четко. — Только что расшифрована еще одна радиограмма. Вот она, — Окунев извлек из полевой сумки тетрадь в клеенчатом переплете и прочел: — «Меч». «Я — „Ураган“. Заградительный удар отдельных частей, сконцентрированных на участке соединения, явился сюрпризом для русских. Для ликвидации возможного прорыва командование стрелковым корпусом сосредоточило в глубине обороны танковую дивизию — резерв главного командования, моторизированную бригаду. Глубина эшелонированной обороны не менее шестисот метров. Готовлю свежие данные. Как поняли меня? Как поняли? Я — „Ураган“. Связь прекращаю». Радиограмма, товарищ генерал, была зашифрована иным кодом.
— Из этого следует, что наше предположение о возможном контрударе крупных сил на участке дивизии полностью подтверждается. Вам, конечно, удалось запеленговать радиостанцию?
— Да, товарищ генерал, но…
— Понятно, а жаль, — осуждающе произнес комдив. — Упустить такую возможность, такую реальную перспективу раз и навсегда покончить с «мистером икс».
— Товарищ генерал. Меры были приняты немедленно. Мы ждали. Но радисту удалось свернуть радиостанцию за несколько минут до нашего появления. Ему буквально помог случай.
— Нужно полагать, гвардии майор, что ваша служба не всегда готова предвидеть аналогичные действия, если не сказать большего. Продолжайте.
— Точка нахождения радиостанции во время радиосеанса, — Окунев развернул карту, — вот здесь, на поляне, возле моста через овраг. Смотрите, товарищ генерал: изгиб дороги, овраг, мост. От штаба дивизии мост примерно в семи километрах. До пункта боепитания — одиннадцать. Удалось выяснить, что за восемь минут до подхода подразделения, поднятого мной по тревоге, по дороге прошла автоколонна с грузом боеприпасов. Она направлялась на корпусной пункт боепитания. Опрос водителей автомашин показал, что никто из них не видел ни единого человека, который бы ловил попутную машину. Но все они в один голос утверждали, что мимо них в обратную сторону, по этой же дороге, прошли четыре крытых «студебеккера». В общем, тонкая ниточка построенной мною версии ни к чему не привела. Но я подумал, что, может быть, Левашов воспользовался своим служебным мотоциклом? Хотя мотоцикл марки «Цундап» стоял на прежнем месте.
— Интересно, какое бы лично у вас создалось впечатление о человеке, неумело исполняющем танец? Ведь вам наверняка известно, что на этот счет говорит мудрая народная поговорка…
Майор Окунев, сконфузившись, покраснел.
— Что же вы обижаетесь, голубчик?.. Чрезвычайное происшествие. И я как командир дивизии поставлен в довольно щекотливое положение. Меня может неправильно понять вышестоящее начальство.
Наступила непродолжительная пауза.
— Уверен, вы уже прозондировали среди полковых особистов возможное алиби Левашова.
— Так точно, товарищ генерал. За полчаса до работы вражеской радиостанции майор Левашов находился в пределах штаба полка Масляева. Хозяйство у него немалое. Никто не может точно назвать час его ухода.
— Хорошо. Оставим пока разговор о Левашове. Что вы скажете о радиограмме, перехваченной радистом Петросянцем? Сможете ли вы здесь у меня, не прибегая к помощи шифровальщиков, дословно раскрыть смысл данного документа?
— К сожалению, товарищ генерал, процесс расшифровки подобной закодированной радиограммы довольно сложен, и на память, без соответствующей консультации — дело безнадежное. Нужно какое-то время. Но постараемся сделать это быстро. — Предчувствие, что связь может быть последней, беспокоит меня. Противная сторона несомненно понимает: многоразовый и продолжительный по времени поток засекреченной информации не останется незамеченным и вызовет ответную реакцию. Любой, каким бы архисложным код ни был, он будет разгадан и лишится своего временного преимущества — секретности.
— Что ответили вам из отдела кадров армии на наш запрос относительно офицеров, непосредственно обслуживающих штаб дивизии?
— Обещали завтра к утру подготовить интересующие нас сведения.
— Займитесь тщательной проверкой фактов, майор. И еще… Меня интересует не менее сложный вопрос. Мы подозреваем Левашова, но совершенно не знаем каналов его широкой осведомленности. Какими средствами он пользуется, кроме радиосвязи, не всегда надежной?
