— Сколько их? Взвод, рота?
— Не уточнял, но прикинул на глазок — человек до сорока наберется. Сытые, здоровые, как годовалые бычки на откорме. Молодежь… жить бы им!
— Меня беспокоит пока один аспект, — заметил Черемушкин. — Егеря не могли не выставить боевого охранения своей стоянки. Повадка у них лисья, походка — волчья. Возможно, они, эти добрые вояки, заметили ваше появление. Добавим: нюх у них собачий! Не всполошившись и не обстреляв вас в спину, возможно, замылили нечто иное. Шум нам поднимать — себе навредить. Оставив поляну, сойдя с пути егерей, попробуем остаться в их тылу. Просеянное ими место навряд ли останется на контроле. Снаряд очень редко рвется в одном и том же месте.
Молча рассредоточились. Коротенькая, реденькая цепочка людей взяла на прицел приютившую их поляну. Сейчас же послышались тяжелые шаги и хруст сухих сучьев. От кого-то из егерей исходил тренькающий звук: то ли плохо закрепленный котелок, то ли, возможно, саперная лопатка касались висевшего на плече оружия.
Удивительно: немцы двигались колонной по три человека в ряд. Два или три человека из них курили в строю. Почти вся группа, небрежно закинув за спину автоматы, как бы ватагой, вышла на покинутую разведчиками поляну.
Возглавляющий растрепанную колонну оберштурмфюрер СС хотел навести в ней уставной походный порядок, но глаза его вдруг полезли из орбит, рот приоткрылся и, нервно топнув ногой, он, не выдавив из себя ни слова, порывисто засемафорил в воздухе правой рукой.
Кто оказался мишенью для зорких глаз офицера СС, осталось загадкой. Мгновения решали все. Пулемет Цветохина полоснул длинной, на весь магазин, очередью. Одновременно с ним, не отставая в темпе, заработали пулемет Сабурова и четыре автомата. Опустошив магазины автоматического оружия, разведчики в азарте метнули гранаты. От взрыва одной из них факелом занялась на поляне пушистая сосенка, осыпая соседние россыпью бенгальских огней. Что такое для автоматическою оружия, ударившего из засады, какие-то четыре десятка человеческих жизней? Многие из немецких солдат лежали на земле среди пышной зелени, даже не успев спин, с плеча автомат.
Аркадий Цветохин, опираясь на ствол пулемета, приподнялся с земли. Осмотрелся и шагнул было вперед, к поляне. И тут прозвучала короткая автоматная очередь. У одной из оставшихся кудрявых сосенок, выронив из рук автомат, опускался на землю, держась за ее ствол, смертельно раненный немецкий солдат. Цветохин оглянулся назад, как бы спрашивая у Черемушкина с Ковровой: в чем дело. Затем усилием воли повернул голову со слепнущими глазами к Глебу Сабурову, медленно опускаясь на колени. Кровь хлынула у него из горла. Аркадий развел руки в стороны, потом соединил их на груди и упал ничком.
Цветохина похоронили на том же месте, на поляне, на которой разведгруппа провела остаток ночи, под сенью одной из сосенок, где до своей гибели он видел короткие сны.
Коврова, сдерживаясь, безутешно рыдала: плечи ее содрогались, и она, не вытирая кропивших щеки слез, неотрывно смотрела на незаметный, сиротливый холмик земли, скрывший под собой третьего по счету товарища по оружию в далекой от его Родины земле. Остальные четверо мужчин, сурово сдвинув брови, с минуту постояли около могилы Цветохина. Не спрашивая любо или нет, сержант Мудрый положил на холмик со снятым им затвором трофейный пулемет, с которым Аркадий не расставался.
Но жизнь продолжалась, доля ушедших из жизни ложилась на плечи живых дополнительной ношей и преодолеть будущие трудности могли только те люди, которые свято верили в победу справедливости над злом, а для себя — в наступление лучших времен.
Потрошить ранцы убитых — презренное дело, мародерство, но для разведчиков это диктовалось военной необходимостью: только ради боеприпасов и продуктов. Ни тикающие часы на запястьях рук мертвых, ни золотые цепочки и кольца, ни другие предметы, награбленные у населения пришлыми неприятельскими солдатами, не прельщали людей капитана Черемушкина.
Заметая следы, почти наполовину поредевшая разведгруппа, вынужденная временно отказаться от активных действий, по общему решению взяла направление на прижившийся в лесу, подобно отшельнику, хуторок Святой Симеон, лежавший в трех километрах южнее Станички. А примерно в полутора километрах западнее Святого Симеона укрылось урочище с любопытным названием Желтый Пес. В нем, при сплошном бездорожье находилось достаточно укромных местечек, где Черемушкин намечал временную стоянку. Продуктов, если их экономно расходовать, хватало для оставшихся, примерно, на неделю, и поэтому пища мало кого беспокоила.
На месте вынужденной встречи с егерями, окончившейся для них полным разгромом, разведчики не задерживались. Шли умышленно сильно растянутой цепочкой на тот самый случай, что если вдруг нарвутся на вражескую засаду, то можно принять на себя внезапный огонь в рассредоточенном порядке, что само по себе имело ряд важных преимуществ. Но в жизни все относительно: звезда судьбы человеческой, ярко горящей на ясном небосклоне, внезапно срываясь, устремляется в мировое пространство, оставляя за собой неравномерный по свечению свет. Где-то уже почти на финише пути, разведгруппа была внезапно обстреляна из лежащей с правой стороны балочки плотным пулеметно-автоматным огнем. Злоумышленники, не обнаруживая себя, мгновенно исчезли, словно став привидениями. Кто были эти люди, оставившие после себя лишь теплые стреляные гильзы? Сколько их? Но понятно и ясно было одно: нападавшие не принадлежали к регулярным немецким подразделениям, те бы враз вцепились мертвой хваткой.
Теперь тяжесть переживаний надолго залегла в сердцах оставшихся в живых, и не было надобности ставить подобный вопрос. Важна была сама реальность: в спину, наповал, сражен сержант Игорь Мудрый, старшего же сержанта Касаткина спасла своим корпусом и начинкой в нем от неминуемой гибели зачехленная рация Ковровой, как уже однажды, в недалеком прошлом, такая же точно преградила путь фосфоресцирующей очереди немецкого ночного охотника-истребителя «фоккер», распоровшая фюзеляж ЛИ-2 и встретившая на своем пути зачехленную рацию, что спасло жизнь самому юному участнику разведрейда Ивану Щеголькову.
К вечеру, перед заходом солнца, группа достигла урочища Желтый Пес. Обустроились на вершине пологого спуска в долину. Дальше высота переходила в скалистый овальный с разрывами хребет, скудно покрытый хвойным лесом, а по обе его стороны, с запада на восток, параллельно ему тянулись сильно заросшие разнолиственными растениями балки, овраги, похожие на языки крупных животных, расселины.
У подножья с широкой кроной дуба построили просторный и уютный, сливающийся с общим фоном шалаш, щедро устлали пол сухой листвой и мхом, и получился ну, просто, царский, без золотого петушка на флагштоке, терем.
Взяв на себя роль часового, Черемушкин в глубоком раздумье провел бессонную ночь.
— Командир! Мне кажется, нас из хуторской усадьбы Святой Симеон ласкает чей-то любопытнейший взор. Ну, понятно, принадлежит он не златокудрой Кудеснице, — спустившись с нижних ветвей дуба, доложил младший сержант Сабуров, и, невольно бросив на Коврову взгляд, отметил необычную бледность ее лица.
— Этот «хитрый», носящий имя святого хуторок, мне тоже кажется подозрительным, — уточнил мысли Сабурова Черемушкин. — Слова гауптмана Зоненнбаха подтверждаются: мы оказались в одном из районов, в котором, возможно, и обосновались до грядущего момента немецкие кротовые гарнизоны. Склоняюсь к тому, что недавнее нападение на нашу группу совершили эти подземные солдаты. То, о чем ты говорил, нужно просто домыслить. Нас засекли наблюдатели и теперь неустанно пасут. Касаткин, твоя очередь вести контрнаблюдение за хуторком. Возьми мой «цейс».
Время шло к вечернему часу. Коврова с помощью Сабурова хлопотала над ужином. Черемушкин с Касаткиным, взобравшись на ветви дуба, с разных по высоте уровней, скрытые пышной кроной, терпеливо осматривали десятикратно приближенные к ним подворье и строения хуторка. Но все живое на территории Святого Симеона казалось вымершим, и сам этот факт еще больше настораживал разведчиков.
— Есть, попалась, муха-тарахтуха! — воскликнул Касаткин, уловив солнечный отблеск стекла.
— Да. Ты, как всегда, прав, Миша. Только не торопись, будто на свидание с женой в роддом. Видишь, во дворе сарай из красного кирпича?..
— Нет, командир. Вспышка мелькнула выше фронтона жилого дома: скорее всего, из его чердачного окна.
