она сейчас являлась главной целью, хотя знать ее детально диктовала острая необходимость. Прежде всего требовалась недалекая, но безопасная стоянка и тогда, осмотревшись, можно было бы приступить к выполнению поставленной задачи. Ну, а сейчас надо выставить боевое охранение, обезопасить себя от роковой случайности, прикрываясь секретными постами западного и южного направлений.
— А зачем нам выставлять посты? — Узнав о решении командира, возразил старший сержант Михаил Касаткин. — Выставим одного наблюдателя с биноклем. И будет так, как у Пушкина золотой петушок действовал. Годится, товарищ капитан? Мигом распоряжусь. Кандидатура младшего сержанта Сабурова подойдет? Отлично! Глеб! Шагай к нам! У тебя, как мне известно, имеется цейс. Рядом с тобой три совершенно одинаковых высоких дерева. Выбирай любую сосну, замаскируйся. Чтобы мы сами с земли тебя не рассмотрели.
— Задача ясна! Выдай хоть кусок хлеба пожевать да воды фляжку, а то без всего этого захиреет золотой петушок…
Черемушкин посмотрел на часы:
— Считаю, что после длительного перехода — на обед и отдых два часа.
Он глянул в сторону сидящего спиной к нему пленного, снявшего с плеч тяжелую ношу и потирающего сквозь ткань штанины бедро.
— Лопать дадим, отчего же, командир. Свой хлеб штандартенфюрер заработал честно. — Касаткин вздернул широкими плечами, скосил влажные светло-карие глаза на гестаповца. — Важная птица. Ведем будто бычка на веревочке…
— Его стоит тащить за собой, — отозвался Черемушкин. — Нам он, чувствую, говорить о чем-то важном не станет. Знает наверняка, что такое в этих условиях откровенность пленного. Шлепнут — и вся недолга. Знает же он немало. Расстрелять — глупо. Отправим на Большую Землю — разберутся, кому надо. А звучит: штандартенфюрер эСэС Ганс Ганке!
Освободившись от тяжелого груза, подошла Коврова и, улыбнувшись, задорно предложила Касаткину:
— Миша, в помощницы возьмешь? Не пожалеешь. Женские руки ничем не заменишь. — И вдруг засмеялась непринужденно и мило, сверкнув белизной зубов. Стоявшие чуть поодаль сержант Игорь Мудрый и ефрейтор Аркадий Цветохин, подмигнув друг другу, заулыбались и по-мальчишески толкнулись плечами.
Ганс Ганке был среднего роста, полным, широкой кости, уверенным в себе человеком с упрямым взглядом крупных, голубовато-серых глаз на продолговатом лице с прямым носом. Его толстоватая нижняя губа, в противовес верхней как бы вывернутая внутрь рта, смотрелась тонкой полоской. Он медленно повернул голову и удивленно, не понимая, что происходит на самом деле, тревожно переводил взгляд то на одного, то на другого разведчика, подольше останавливаясь на Ковровой. Для него взаимоотношения между пленившими его людьми казались странными, совсем непонятными.
— Что, как жеребец, голову вскинул, глазами косишь? — бросил недружелюбно старший сержант Касаткин. — Зверем, небось, был к нашему брату?..
На костерке, горевшем весело и бездымно, Коврова с помощью ефрейтора Цветохина приготовила обед и даже сумела сварить ароматный кофе. Вода была студеная, вкусная, с запахом антоновских яблок. В неглубоком овражке неподалеку бил живой родничок.
Насытившись горячим обедом, каждый занял уютное местечко в тени. Охватывала липкая, навязчивая дремота. Даже Ганс Ганке, которому на всякий пожарный случай связали ноги, подполз и устроился рядом со своим стражем младшим сержантом Давидом Юрским.
Не поддавались общему настроению лишь трое. Глеб Сабуров, спустившись на землю, потрапезничал и вновь устроился на верхних ветвях сосны, обозревая в бинокль окрестности. Капитан Черемушкин, сидя под сосновой кроной, всматривался в карту. Полулежа Коврова наблюдала за озабоченным лицом близкого ей человека.
— Обойдется, — сказал Черемушкин. — Все будет преотлично. Ты бы подремала с полчасика. Мы меняем направление и идем на чистый запад, к домику лесника. Ознакомимся с местностью, вызовем самолет… — Он кивнул в сторону гестаповца.
— Хорошо. Я понимаю тебя, Женя. Твоими устами, да мед бы пить…
Оставив Коврову, Черемушкин пересек поляну и подошел к пленному.
— Настройтесь на откровенность, полковник, — произнес он по-немецки. — Почему ваша немногочисленная автоколонна оказалась на лесной дороге вдали от крупных или иных войсковых гарнизонов, способных немедленно прийти вам на помощь? Успел ли кто-либо из ваших подчиненных дать радио о помощи? Молчите? Какая цель привлекла ваше внимание в этой глуши? Ведь дорога, по которой вы следовали, кончается в границах квадрата девятнадцать. Дальше — тупик. Может быть вы подтвердите мою догадку о том, что вы — опытный, настойчивый и жестокий охотник за человеческими черепами? Не так ли?
Впервые за все время гестаповец с живым интересом посмотрел на человека в защитной, различных оттенков лопастой маскировочной униформе, как он и раньше предполагал, командира русской разведгруппы особого назначения. По лицу штандартенфюрера СС Ганса Ганке мелькнуло что-то вроде судороги. Крупные голубовато-серые глаза, как бы гипнотизируя, смотрели на подошедшую Коврову.
— Не трудитесь, — заговорил он на отличном русском. — Вы прекрасно, с берлинским акцентом, владеете немецким. Я успешно, как мне кажется, изъясняюсь на вашем родном… Ваш возраст и то, что вы с вашими людьми непосредственно находитесь в стане немецких войск, замечу, на солидном расстоянии от действительной линии фронта, дают мне право определить порученное вашей группе задание…
— Интересно, — переглянувшись с Ковровой, заметил Черемушкин. — Ну, и что же? Какова ваша импровизация, если я правильно применяю это слово…
— Судя по наступательному порыву вашей Красной Армии, вы удостоены доверия установить наличие войсковых резервов, их назначение и возможности, характер, инженерно-техническое оснащение оборонительных сооружений. Вашему командованию необходимы подтверждения разведданных в виде свежих рабочих карт и схем крупных немецких штабов, живые источники высшей категории… Иначе отчего, с какой целью, кроме диверсионной, оказалась в этом районе ваша группа? Не правда ли? На диверсантов, по общему впечатлению, вы явно не походите. Не тот облик. И отношение к моей персоне?.. Как ни печально, но я не помощник вам в ваших замыслах. Вы просили откровенности?.. Но рассказать, раскрыть то, что знаю, — это скинуть покровы тайны как военной, так и государственной… Не слишком ли многого от меня требуете? Скажу вам — это несерьезно. После всего ваши люди отведут меня в сторону… — Ганке выпрямил указательный палец правой руки и поднес к своему виску, цокнул языком. — Очень грустно.
— Хорошо, герр штандартенфюрер. Если появится возможность, вас отправят за линию фронта. Но учтите, вы добровольно понесете вместе с нами часть груза туда, куда нам нужно. Любая попытка к побегу закончится лишь суровой необходимостью.
— Ясно… Понимаю… — пробормотал Ганке. — Ни клетка, ни темница, а воли нет… Как у вас там поется про этого самого орла?..
Преодолевая какие-то свои возникшие сомнения и ничего не ответив пленному, Черемушкин отошел в сторону, присел на корточки и жестом руки подозвал к себе старшего сержанта Касаткина и сержанта Мудрого.
— Миша! Думаю, что есть необходимость выдвинуться в квадрат двадцать четыре. Смотри, — развернул он свою карту. — Не стесняйся, доставай свою. Находи домик лесника. Ориентируйся строго на запад. Усек? Вот он на карте: южная оконечность квадрата, до него километров семь-восемь. Словом, на всю операцию — пять часов. Внимательно осмотреться. Определите место нашей ночной стоянки, взлетно- посадочной полосы, скажем, для приема самолета По-2, направление скрытого подхода к точке, пути отхода, условия безопасности и наблюдения. Словом, все, что надо. Учить тебя не нужно. Будьте очень осторожны. Остальная часть разведгруппы выходит вслед за вами через час двадцать минут. Спрятав груз, возвращайтесь той дорогой, которую избрали к домику лесника. Встреча должна произойти вот здесь, — он указал точку на карте: западная оконечность лесного озера Голубые Васильки. — Сверим часы, сейчас ровно двенадцать. Значит, время встречи — шестнадцать ноль-ноль. Ждем полчаса. Ваше отсутствие к указанному сроку известит нас о том, что вы попали в беду. После встречи и получения от вас информации здесь же на берегу озера выйдем в эфир на связь с «Беркутом». Уходишь на задание с Глебом Сабуровым.
