Сядь! Не уходи, мы найдем общий язык. В конце концов мы с тобой очень похожи, ты слышишь, ты только посмотри, как мы с тобой похожи, слышишь?! Сядь, я тебе что-то скажу!
ПЕРВЫЙ. Я знаю. Тебе, как и мне, надо кормить жену и детей.
ВТОРОЙ. Да! То есть, нет!
ПЕРВЫЙ. Нет, то есть, да. Ну, а при чем тут я? Корми как-то. Все кормят как-то. Мне тоже надо кормить своих. Отдай мне эти бумажки и я пойду, чтоб никаких следов не оставалось.
ВТОРОЙ. Вот оно, то место, которое мне очень нравилось, я нашёл!
ПЕРВЫЙ. Дай сюда.
ВТОРОЙ. Нет. Слушай!
ПЕРВЫЙ. Отдай, я тебе сказал!
ВТОРОЙ
ПЕРВЫЙ. Отдай, я сказал!
ВТОРОЙ. Слушай! Вот. «Принц Тьмы шёл по городу…» Нет, дальше. «Принц Тьмы целый день лежал на кровати, окно было открыто, теплый летний воздух шевелил занавеску. Было тихо и покойно лежать просто так, без движений и не думать ни о чём, не ожидать телефонных звонков, слушать светлую пустоту в душе…»
ПЕРВЫЙ
ВТОРОЙ. Да, да, да! «Крест, кладбище, камея»! Прекрасное название! Замечательное!
ПЕРВЫЙ. Если выпить триста грамм, то всё кажется гениальным.
ВТОРОЙ. Стой! «… Как хорошо, — думал он, — как хорошо быть одному на свете, ты — космос, ты — вселенная, ты — высох, ты как мёртвое дерево, отжившее своё и спокойно гниющее, пустота и душа над тобой летает. Принц Тьмы лежал на кровати и улыбался, думая о себе: «Я высохший Принц Тьмы».
ПЕРВЫЙ. Бред. Тюзятина. Принц Тьмы. Синяя королева. Желтый король. Принцесса на горошине, переевшая гороху.
ВТОРОЙ
ПЕРВЫЙ. А где теперь эта оса? Сгнила. Или так и болтается её высохший животик в паутине там где-то под крышей. Нет, десять лет прошло, её нет, исчезла, потому что тогда я её выпустил и она улетела, она не погибла, но потом сдохла и стала перегноем, на котором, как обещает маэстро, что-то вырастет…
ВТОРОЙ. Стой! «Принц Тьмы смотрел на неё и думал, что надо бы встать и помочь ей выбраться из западни — мы с ней в западне, мелькнуло, бред, нет никакой западни! Он, как и оса, так лёгок, что может вылететь в открытое окошко! Но он, в отличие от осы, он видит открытое окошко, она — нет. Он встал, взял кусочек бумаги, подсунул под нос осе (носу-осы, осе-носу), она поняла, что к ней по- доброму, вползла на лист — жёлтая оса на мертвом белом листе, белая бумага и живая жёлтая с мелкими черными полосками на брюшке оса…»
ПЕРВЫЙ. Ну и как бы снял ты всё это, дружище, этот бред? Оса-колбаса…
ВТОРОЙ
ПЕРВЫЙ. Что дальше? Дальше!
ВТОРОЙ. «… Он поднёс лист к окну…»
ПЕРВЫЙ. Хорошо сказано — «к окну», какну. Какая музыка слов! Да я был талант и правда!
ВТОРОЙ. «…Она замахала прозрачными крылышками и исчезла. «В разговоре мимоходом она легко могла убить насекомое» — у Чехова сказано об одной героине, а я — нет», — думал Принц и улыбался. Он лёг и подумал, что у осы есть дети и, может быть, она сейчас дома и рассказывает детям страшную историю, которая с ней приключилась. Осята…»
ПЕРВЫЙ. Бред. Всё вранье. Принц Тьмы, осята. Есть только действительность. На самом деле, в жизни, она упала на асфальт, я видел, как она упала на асфальт, потом прибежал мальчишка и прихлопнул её, потому что мальчишка думал, что у неё есть жало. Так было в жизни! А я врал на бумаге другое!
ВТОРОЙ. Но ведь ты плакал тогда над осой!
ПЕРВЫЙ. Я был глупый и плакал. Мне было жалко осу. Я не знал тогда, что жалко у пчёлки, а пчёлка на ёлке!
ВТОРОЙ. Плакал!!!!
ПЕРВЫЙ. Ну и что?! Плакал. Да, плакал. Потом она высохла, ветер подхватил её с земли, унес её брюшко под крышу, к моему окну, и она полгода болталась там, я не мог даже веником достать, потому что она мне действовала на нервы, как смерть будто под окном болталась, но потом осенний дождь смыл всё — и её, и паутинку, в грязь, в мусор, в канализацию, в пепел, и дождь смывает все следы… Дай мне папиросу, покурить хочу. Не накуриваюсь этими чертовыми сигаретами.
ВТОРОЙ. Ты не хочешь, чтобы я отдавал тебе это.
ПЕРВЫЙ. С чего ты взял?
ВТОРОЙ. Я внимателен. Очень внимателен. Руки дрожат. Не с похмелья ведь.
ПЕРВЫЙ. От свидания с юностью? Прямо уж. Бред, твои сантименты. Ничего подобного.
ВТОРОЙ. Не отдам и тебе приятно, что я не отдаю тебе это.
ПЕРВЫЙ. Бред. Делай, что хочешь с этим дерьмом. Хоть в туалет вон. Мне все равно. Я пошёл.
ВТОРОЙ. Ты не уйдёшь. Стой. Дальше: «На улице фокусник достал из-за уха Принца фотографию, он был на ней, Принц, улыбающийся Принц и вдруг фото стало чернеть, чернеть на глазах, будто фотографию долго держали в проявителе. Принц любил фотографироваться и понимал толк в фотографии, и сам делал фотографии на своем стареньком увеличителе — потому что это так напоминало ему общение с людьми: фото в ванночке, черты лица угадываются едва, ярче, ярче, а потом, если долго дружить с ними, с кем-то, становится скучно и лицо чернеет, уходит, уходит, и исчезает. И вот он вдруг увидел черноту вместо своего лица, черноту, чёрную черноту, чёрная бумажка, жаба в руках. «Они не видят меня?» — подумал Принц. «Только фокусник, волшебник увидел меня, а вообще-то меня — нет. Потому что меня нет. Они не видят меня». Действительно, люди шли сквозь него, жёлтая оса пролетела сквозь него, собака пробежала, кошка, муравей, его не было, он был воздухом, воздухом. «Если я воздух, то я должен