– Я когда маленькая была, выступала на Красной площади: с детским хором ЮНЕСКО под управлением Монтсеррат Кабалье пела для Ельцина и его гостей. Об этом многие газеты писали. У меня дома даже фотография есть: наш хор и Наина Иосифовна с Борисом Николаевичем.
– Нет, главное, как я Любовь-то неожиданно встретил! – воскликнул Николай.
– Я на Колю прямо с неба свалилась, – сообщила Люба Ладе.
– Да? – стараясь держаться вежливо, протянула Лада и отставила стаканчик с остатками мороженого.
Ее первоначальная радость оттого, что Люба всего-навсего урод, богом обиженный, и, значит, в борьбе за покровительство Николая Ладе не конкурентка, сменилась опасением.
– Все так внезапно! – сияла Люба. – И это знакомство, и эта дорога, и теперь вот это кафе: с пандусами, с жареной картошкой! Я однажды, когда школьницей была, обратилась к секретарю нашего Белозерского райкома партии товарищу Каллипигову с предложением установить в городе пандусы, лестницы широкие, лифты сделать для удобства передвижения инвалидов. А он зашумел: «Ровных дорог в жизни ищете? Да неужели бы Борис Николаевич Ельцин в своем ежегодном послании не рассмотрел вопроса о лестницах, если бы это было важно? Не отметил бы роли и значения лифтов на пути к всеобщему процветанию? Не включил в план строительство пандусов? Но Борис Николаевич даже краем не упомянул о пандусах. Значит, ненужный это вопрос».
– Вот сука! – сказал Николай.
…Всю дальнейшую дорогу от Ярославля до Москвы Люба спала. В Москве Николай вынес коляску из джипа, усадил в нее Любу и велел ждать, пока он поставит машину на подземную стоянку. Люба лишь поерзала, пристраивая голову на рюкзак, и вновь уснула.
Разбудил ее толчок Ладиной сумочки. Коляска стояла совершенно в другом месте. Там, куда приехал джип, были деревья и клумба с тюльпанами. Сейчас же Люба сидела возле вагончика на колесах, от которого пахло хлебом. Лада испуганно отпустила ручки коляски.
– Коля сейчас придет, – сказала она, избегая смотреть Любе в глаза. И торопливо добавила: – Ну ладно, пока. Увидимся!
И быстро пошла в сторону, тут же скрывшись в подземном переходе.
Глава 5
МОСКВА ВСТРЕЧАЕТ ГОСТЕЙ
«Колясочка, кажется, это не то место, куда мы с Колей приехали, – растерянно пролепетала Люба. – Или – то?»
Коляска скорбно огляделась.
«Деревья были, кусты, клумба с тюльпанами, – бормотала Люба. – Ничего не понимаю. А как мы здесь оказались?! Ты хоть что-нибудь помнишь?»
Коляска напряженно размышляла.
«Ничегошеньки не помню. Ой, Любушка, я поняла: нам память отшибли!»
«А зачем нам память отшибли?» – недоверчиво спросила Люба.
«Ясное дело зачем. Чтоб мы не вспомнили, как нас ограбили».
«Нас ограбили?!» – с ужасом воскликнула Люба.
«Как ограбили?» – Коляска оглядела колеса.
«Ты сама только что сказала», – теряя терпение, повысила голос Люба.
«Мало ли что я могла сказать, когда в таком стрессе нахожусь! Такую потерю пережить».
«Думаешь, Николай нас просто потерял?» – с надеждой спросила Люба.
«При чем здесь Николай? Я! Я потеряла, едва успев обрести».
«Что потеряла?»
«Свою любовь», – простонала коляска.
«Я здесь», – успокоила Люба.
«При чем здесь ты? Я джип потеряла».
«Так ты в него?.. – Люба засмеялась. – Ты его любишь?»
Ничего не ответив, коляска вдруг подскочила на месте:
«Любушка, я смекаю, кто нам память отшиб: Лада! Она, мерзавка! Помнишь, мы ели в кафе, в «Макдоналдсе»? Ой, у меня прямо так ясно вся картина преступления в глазах стоит. Она нам подсыпала клофелину, чтоб мы заснули и были в беспамятстве».
«Зачем ей это надо?» – засомневалась Люба.
«Да чтоб ограбить! Это ж Москва! Ой, Любушка, проверяй скорей мою велоаптечку, не пропало ли чего?» Люба стала судорожно проверять свое имущество: утка – на месте, в пакете сбоку, возле подлокотника, рюкзачок – на коленях. И вдруг ее прошибла догадка: «Мамочка родная! Она хотела мой диск украсть. Там же такие необыкновенные песни!»
Трясущимися руками Люба развязала шнурок, стягивающий горловину рюкзачка, и принялась шарить внутри.
«Хватит, щекотно», – заверещал рюкзак.
«Потерпи, не велик барин, – приказала коляска рюкзаку. – Ограбили тебя, пока дрых».
«Никто меня не грабил, – обиделся рюкзак. – Я свое дело туго знаю!»
«Диск с моими песнями, значит, на месте?» – продолжала шарить Люба.
«В кармашке… а-ха-ха… под «молнией» лежит».
«Уф! – Люба нащупала диск. – Ох, как хорошо, что не нужно никого подозревать! Я, кстати, сразу, с первых твоих слов засомневалась: ну не способна Лада на такую подлость!»
«Все у тебя хорошие, одна я плохая, – снова обиделась коляска. – Лада… А ведь она у меня за спиной стояла, когда мы здесь очнулись».
«И сразу убежала, – пробормотала Люба. – Давай-ка еще раз подумаем. Что ты чувствовала, слышала?»
«Вроде катили меня, – задумчиво сказала коляска. – Мне сон снился, просыпаться не хотелось. Снилось, что джип меня катает».
«Я все поняла! – вдруг осенило Любу. – Все! Я заснула, Коля не хотел меня будить и попросил Ладу отвезти нас к тому месту, где мы должны его ждать».
«А почему мы в том месте ждать не могли?»
«Мало ли какие причины? Может, там стоянка колясок запрещена. Откуда я знаю, какие в Москве порядки? Главное, что мы именно здесь должны ждать Колю. И он наверняка появится с минуты на минуту».
«На джипе?» – делано равнодушным голосом спросила коляска.
«Ну не на велосипеде же!»
«Тогда я готова ждать, пока не заржавею, – самозабвенно поклялась коляска. – Послушай, Любушка, а может, мы сейчас совсем недалеко от того места, на которое утром приехали, находимся?»
«Я об этом не подумала. Ой, конечно, это где-то рядом! Подожди, спрошу».
Люба поглядела на тонар, пахнущий хлебом.
Продавец поймал взгляд девушки и заулыбался:
– Подходи, красавица!
– Здесь кусты где-нибудь поблизости есть? – подрулив к окошку, спросила Люба. – Деревья густые?
Продавец расцвел:
– Слушай, зачем кусты-мусты? В кустах грязно-мазно, люди мимо ходят. Заходи сюда! Лаваш-маваш горячий угощу.
– Ладно, давайте, раз вы такой добрый. Ух, руки прямо обжигает. Спасибо!
– Кушай на здоровье. Стой, ты куда?
Продавец перегнулся через окошко на улицу, пошарил глазами возле подземного перехода и позвал:
– Мамка! Эй, слушай, мамка!
– Чего тебе? – Дородная цыганка средних лет с обесцвеченными, поднятыми в пышную прическу волосами, в развевающейся цветастой юбке, подошла к тонару.
– Ай, мамка, не бережешь своих девочек! Все утро на коляске здесь просидела девочка. Никто ни рубля
