– Там, где вы встретились, было достаточно света, чтобы разглядеть его?
– Да, сэр.
– Пока он не сказал вам, что не является лордом Александром, как вы могли принять его за человека, который, как вам было известно, умер семнадцать лет назад?
Бадгер поджал губы.
– Вы сочтете меня старым дураком, сэр...
Лицо адвоката смягчилось.
– Конечно, нет, мистер Бриджуотер. Я только хочу, чтобы вы рассказали, что подумали тогда. Никто здесь не будет смеяться над вами, если вы скажете правду.
– Ну, я подумал, что это привидение, сэр.
– Почему вы пришли к такому заключению?
– Он выглядел, как лорд Александр, сэр, и его галстук был в крови. В свое время говорили, что пираты перерезали лорду Александру горло, сэр.
– По вашим словам, обвиняемый сказал вам, что не является лордом Александром. И кем же он представился?
– Сказал, что его зовут Грифон и он – сын Артура.
– Вы поверили ему?
– О да, сэр.
– Значит, все это время, когда никто не мог определить, кем является обвиняемый, вы знали, кто он на самом деле, но не сообщали полиции?
– Нет, я никому не говорил, сэр. Я ведь дал клятву. – Неожиданно Бадгер разразился слезами. – Я не думал, что его приговорят к повешению.
Выждав несколько минут и дав Бадгеру немного успокоиться, Вуд спросил:
– Вы и сейчас верите, что обвиняемый действительно является Грифоном Меридоном, внуком покойного маркиза?
– О да, сэр, разумеется!
– Мистер Бриджуотер, я правильно полагаю, что в Ашленд-Корте имеется портрет лорда Александра?
– Да, сэр, это так.
– И где он висит?
– В гобеленовой комнате, сэр, на северной стене, около двери. Обычно он висел в галерее, но мистер Элиот перенес его наверх после смерти отца.
– Ваша светлость, – обратился Вуд к лорд-канцлеру, – я прошу позволения представить здесь упомянутый свидетелем портрет. Это работа сэра Джорджа Ричмонда. Лорд Александр позировал художнику в декабре 1849 года, когда ему было тридцать лет.
Когда портрет внесли, Вуд дал указание расположить его рядом с Грифом так, чтобы лорд-канцлер мог одновременно видеть и картину, и обвиняемого.
Гриф хорошо видел, как изменилось лицо канцлера. Его седые брови взметнулись вверх, и он медленно кивнул:
– Ваш аргумент весьма убедителен, адвокат. Поверните портрет так, чтобы его могли видеть лорды.
Помощники судебного пристава поставили портрет на ступеньки перед пустым троном и повернули его. По залу тут же пронесся гул голосов.
На картине был изображен молодой человек, позади которого вместо традиционной собаки и греческого храма виднелся штурвал корабля; в правой руке моряк держал секстант. Он слегка прислонился к коробке рулевого управления, его светлые волосы развевались по ветру, а на лице сияла смелая улыбка.
– Не этот ли портрет вы упоминали, мистер Бриджуотер? Это он висел в гобеленовой комнате в Ашленд-Корте?
– Да, сэр. – Бадгер кивнул. – Он и есть.
В этот момент Тесс подумала, что если бы Гриф, стоя у штурвала «Арканума», мог посмотреть на себя в зеркало, он увидел бы именно эту картину.
Тесс так и не смогла заставить себя остаться в зале во время голосования. Когда Грифа увели, она выскользнула наружу, надеясь, что ей удастся поговорить с ним, но к тому моменту, когда она вышла в холл, он уже исчез.
После этого ей оставалось только ждать, сидя в офисе Вуда. Адвокат все не появлялся, и это ее ужасно расстраивало. Она его жена, и Гриф нуждается в ней. Разве она не имеет права быть с ним, когда их будущее висит на волоске? И почему он не попросил встречи с ней?
Впрочем, Тесс знала почему. Гриф расстался с ней, потому что не любил ее, и у нее не было оснований думать, что он изменил свое отношение к ней. Правда, он пытался спасти ее от Стивена, и это тоже кое-что значило. Он рисковал жизнью ради нее, и Тесс уцепилась за эту надежду, хотя знала, что она весьма слаба. Чувство вины, долг, гнев и еще множество причин могли заставить его вернуться, чтобы спасать ее, но ни одна из них не имела отношения к любви.
Наконец ее пригласили на оглашение приговора, и она, тихо войдя в зал, остановилась в том же месте,
