Барбара заснула прямо на кушетке, так и не выпустив из рук вязанье. Белая собачонка свернулась у нее в ногах. Она походила на игрушку, сделанную из страусовых перьев.
В комнату тихо вошел Феликс.
– Он хочет видеть вас, – чуть слышно сказал управляющий Эдону.
Тот довольно неуклюже поднялся с кресла. Пожалуй, он выпил слишком много джина, ничем его не разбавив. Старик, конечно, заметит это. Он всегда замечал то, что было важно для него.
– Останься с ней, Феликс. – Эдон взглянул в сторону спящей Барбары.
Феликс кивнул, сел в кресло хозяина и взял газету, которую Эдон не смог читать, потому что буквы плясали у него перед глазами.
Стараясь не качаться, Эдон поднялся на второй этаж, постучал в дверь Хансингера и, выждав несколько секунд, вошел.
Телевизор, как всегда, работал. Хансингер смотрел родео. Ему нравились отлично обученные умные лошади, которых использовали для заманивания молодых бычков, но еще больше увлекала его скачка на диком быке. В молодости на глазах Хансингера бык вспорол рогами живот неудачливого пикадора. Это произвело на Хансингера сильнейшее впечатление, и теперь, на склоне лет, он надеялся вторично увидеть подобную сцену.
– Здравствуй, папа. – Эдон старался говорить отчетливо.
– Феликс сказал, что Барбара уже спит.
– Да, – кивнул Эдон.
– Что-то она в последнее время слишком много спит и очень похудела. Что с ней? Она больна?
– Врач говорит, это синдром хронической усталости, – солгал Эдон и, подтянув стул, сел на обычное место.
– В мои дни такого не было, – презрительно фыркнул старик. – Все это выдумки, ей просто не хватает железа. Заставь жену есть печенку, и все вернется в норму.
– Хорошо, – кивнул Эдон.
– Теперь женщины стали слишком уж худыми. Тощие как палки и похожи на мальчиков. Вот Мэрилин Монро – это настоящая женщина! Все при ней – сиськи, задница, животик. Так и хочется потрогать.
Здона затошнило. Искалеченный старик похотливо говорил об умершей более тридцати лет назад женщине. Но он покорно пробормотал:
– Это уж точно.
– Если Барбара останется такой худышкой, она не сумеет забеременеть. Я ей уже говорил это.
“Бесчувственный старый хрен!” – с негодованием подумал Эдон, но вслух сказал:
– Я тоже говорил ей об этом.
– Ты пьян! – вдруг догадался старик.
– Немножко не рассчитал, – примирительно отозвался Эдон, мысленно посылая тестя ко всем чертям.
– Настоящий мужчина знает свою меру. Или ты уже не мужчина? Поэтому Барбара и не может забеременеть?
Эдон был готов убить тестя прямо сейчас, голыми руками, но знал, что это будет слишком сильным ударом для Барбары.
– Она не жалуется, – процедил он сквозь зубы.
– Моя дочь была самой красивой девушкой в округе, – проворчал старик, – от женихов отбою не было. Но она, черт знает почему, выбрала тебя. Я не стал ей перечить… И вот теперь, когда мой сын погиб, у меня не осталось наследника. А ведь я помог тысяче детей появиться на свет…
– Ирония судьбы, – ухмыльнулся Эдон.
– Теперь я завишу от тебя. Порой мне кажется, что зря я поручил тебе все дела. Ты не знаешь меры, когда пьешь, не способен сделать ребенка. Тот, первый, оказался больным. Ты не можешь дать мне полноценного наследника!
Эдон с ненавистью уставился в темноту, где, по его предположениям, находилось изуродованное лицо тестя. Единственный ребенок Барбары родился с поврежденным мозгом. “Если Барбара умрет раньше тебя, ублюдок, я убью тебя собственными руками!” – с ненавистью подумал Эдон.
Повисла пауза. С экрана телевизора доносились возбужденные крики зрителей и участников родео.
– Эта баба из Бостона звонила сегодня миссис Долл, но не сказала, где она, – сквозь зубы процедил Эдон.
– Ее надо остановить, она опасна для всех нас, – проскрипел старик. – Ты не должен был выпускать эту бабу из города.
– Это все из-за Лабони, он поехал за Джуди Свенстар, вместо того чтобы заняться бабой и адвокатом.
– За конечный результат отвечаешь ты, а не Лабони. Его ошибка – твоя ошибка!
– Неужели так необходимо убрать ее?
– Будь ты проклят, идиот! Ты хочешь всех нас погубить? От нее надо избавиться любой ценой!
