– А как папа с мамой? Давно вы не виделись? – Ответа ждала, не дыша.
– У них все в порядке. Как не стыдно! Ты их совсем забыла, а они так по тебе скучают. Я как раз сегодня получила от них открытку.
– Открытку?
– Они в Шотландии. Где-то в Бордерсе. Забыла, зачем они туда поехали…
Наверное, я должна была почувствовать облегчение от этого известия, но ничего подобного… Я всегда любила родителей и скучала о них. Я подумала, что рано или поздно должна найти выход из этого положения, чтобы видеться с ними почаще. Чтобы снова научиться быть возле них.
Тут в холл ворвалась Мэри Энн де ла Салль, редактор нью-йоркского журнала мод.
– Лебедь, милочка, это такое место! Просто умереть можно… – затараторила со своим ярко выраженным южным акцентом и потащила меня прочь. Бедная Люси ошеломленно смотрела нам вслед.
Съемки «Качелей» оказались сплошным мучением. На картине у девушки слетает туфелька. Мэри Энн хотела, чтобы и на фотографии получилось то же самое. Понадобилось множество попыток, прежде чем я наловчилась вовремя сбрасывать туфельку, а фотограф, пожилой француз-педераст (надеюсь, больше мне с ним работать не придется) – вовремя щелкать затвором. Разумеется, туфелька несколько раз улетала в густые и колючие кусты, и каждый раз худенькая ассистентка, одетая в шорты, лезла за ней в самые заросли и возвращалась исцарапанная до крови. А потом еще Люси… Накануне вечером она пролистала пачку журналов и теперь чувствовала себя большим специалистом по супермоделям.
– По-моему, самая хорошенькая – Клаудиа Шиффер, правда, Лавиния? Ты с ней знакома? – Люси бегала вокруг своих каменных херувимов, смахивая с них пыль и заглядывая в камеру. «Невоспитанная особа!» – не выдержал наконец фотограф. И хоть сказал он это по-французски, Люси немедленно развернулась: «А ты – кретин!» Я не смогла удержаться и рассмеялась. Закончили мы в половине восьмого, и американская команда сразу уехала. Не могу сказать, что я об этом пожалела.
– Родители так огорчатся, когда узнают, что разминулись с тобой, – сказала утром Люси, целуя меня на прощанье. – Почему ты их никогда не предупреждаешь о приезде?
В машине я забилась на заднее сиденье и всю дорогу до Солсбери Плэйн смотрела в окно невидящим взглядом. Меня мучила совесть.
Когда мы приехали, все уже были на месте. Эмбер колдовала над лицом Эми. А Вилли болтал:
– Что за красотка, а? Так бы и съел, клянусь! Нет, Лебедь, ей-Богу, я женюсь на ней!
– Поосторожней, Вилли, ей же всего шестнадцать! Ты вдвое старше. – На самом деле даже больше, чем вдвое. Вилли ужасно похож на Теренса Стампа в фильме «Билли Бадд». Сейчас ему тридцать четыре, и он уже был дважды женат: первый раз в семнадцать лет – на однокласснице, второй – на начинающей актрисе, которая в конце концов сбежала от него с каскадером. Я люблю Вилли. Он из тех немногих первоклассных фотографов, которые не заражаются звездной болезнью.
– Никогда не мог устоять перед чашечкой шоколада, – он кивнул в сторону Эми. – Сладкая, горячая… м-м…
– Вилли, ради Бога!
Но Эми лишь рассмеялась.
– Не волнуйтесь, все в порядке. Мы прекрасно поболтали по дороге сюда, правда, Вилли?
– Еще бы. Лебедь, почему темнокожих моделей так мало? Надо что-то делать!
– Вот и начинай, Вилли. Тебе и карты в руки. И говори об этом клиентам, в агентствах, только не нам. Мы и сами все знаем.
– Ты права. Да. Ты права, – повторил Вилли несколько раз. – Ну и чем мы будем сегодня заниматься?
С самой первой минуты съемок я поняла, что фотографии получатся изумительные. Чтобы подчеркнуть контраст между моей белизной и чернотой Эми, Эмбер загримировала нас в стиле театра «Кабуки». Выбеленный ежик Эми и мои жгуче-черные волосы идеально дополняли общую черно-белую гамму: черное дерево, слоновая кость. Даже небо, как будто специально потемнело: горизонт затянулся, поднялся ветер. Низкие облака бежали прямо над головами. Мы уже давно работали, когда я внезапно сообразила: ведь для Эми эти съемки – первые в жизни! Вилли вел их блестяще.
– Вот так, Эми, дорогая, отлично, замри, не улыбайся, вообще сегодня не улыбайся, ты должна быть серьезна, как никогда, смотри прямо на меня, вот так, подтянись, еще, выше, ВЫШЕ! Поймай эти облака, пока они не ушли из кадра. И ты, Лебедь, не смотри на меня волком… твои руки касаются облаков, подпрыгни, ПРЫГАЙ! Как будто эти облака тебя уносят… Очень хорошо. Теперь встаньте спина к спине, посмотрите на меня, повернитесь, чтобы я поймал профиль…
Я хотела предложить Эми вернуться в Лондон вместе, чтобы поговорить, познакомиться поближе, но я не могла, не имела права так просто уехать отсюда. Поэтому я лишь поблагодарила ее от имени всей творческой группы и дала слово обязательно появиться на нью-йоркском финале «Девушки года». Смешно: Вилли тут же воспользовался случаем и ринулся в бой.
– Какие планы на вечер? – спросил он небрежно, распахивая перед ней дверцу машины.
– Да ничего особенного. Мы собирались поужинать с семьей и с моим женихом. Хотите присоединиться?
Что он ответил, я не расслышала.
Мне обязательно нужно было туда вернуться. Я ничего не объяснила водителю, просто сказала, что хочу прогуляться, и попросила его остановиться у подъездной дорожки. Он и представить себе не мог, что значит для меня эта дорога – дорога в детство, к отчему дому.
Стоял сентябрь, и листья еще не опали. Я пошла сперва медленно, потом быстрее, потом разбежалась и перепрыгнула через ограду, как в детстве. Наш дом старый, семнадцатого века, он выстроен из дерева и розового кирпича. А вот и он сам – за поворотом, в долине возле реки. Асфальт кончился, началась
