– А волк не зверь? Зверее еще…
– Я и сам попервости недоумевал, когда не стало слышно шагов по обочине проталины, – заговорил Анисим. – Здесь зверем зовут копытных, а волка так волком и кличут…
Лес начал редеть, прибавляя снег, и мороз снова прихлынул. А когда спустились к речке и ступили на лед, обожгло резким хиусом.
Из-под скалы восход солнца уже вытягивал хвост тени, освобождая излучину речки. Хвост этот светился, меняя окраску от бархатисто-темного до светло-оранжевого. А лес на противоположном склоне горы был седой и совершенно гладкий.
– А это что там? Да не туда смотришь, смотри, Гриша, в поворот реки, как раз напротив скал.
– Что-то чернеет или сереет, а так нет ничего… Пошли посмотрим, – потянул Гриша отца.
– Тогда ясно, – сказал Анисим. – Было побоище…
– Ну?! – навострился Гриша. – Побежали!..
Лед на плесе был крепким, но скользким. По-видимому, вода застыла еще до снега, и устоять на льду было нелегко, ноги разъезжались. Когда подошли к месту, увидели: снег был сбит и виднелись на реке темные пятна. На этом месте волки, как и предполагал Анисим, задрали оленя. Снег был затоптан, в темно- красных подтеках крови.
– Так и есть, – сказал Анисим. – Видишь, волки волокли куски от оленя. А в лесу дожрали оленя.
– Как же они догнали его?
– Загоном взяли… В том-то и дело, что этот бедолага кинулся на лед, ноги разъехались, тут они его и взяли… А вот и отстой через речку, – показал Анисим на противоположный скалистый берег. Гриша сразу признал скалу.
– Мы были вчера на ее макушке.
– Верно, – подтвердил Анисим. – И оленей видели.
– Они так всех могут…
– Всех да не всех. А капкан на что? – вспомнил Анисим.
– Правильно, папань. Давай насторожим! – загребая снегом окровавленный лед, с готовностью откликнулся Гриша.
– Пусть только набьют тропу… сходим-ка на отстой, посмотрим.
Через речку Анисим с Гришей подошли к отвесному скалистому берегу. И здесь был истоптан снег, на льду прочерки и ссадины копыт и волчьи лапы напечатаны, но крови не было.
Анисим позаглядывал на выступ скалы, но ничего не увидел.
– Была бы лестница, – он отошел, посмотрел с реки.
– Подсади меня, – вызвался Гриша.
– Тоже верно, – подставил Анисим спину.
Гриша забрался отцу на плечи. Анисим выпрямился и легонько подсадил Гришу на выступ скалы. Анисим услышал, как над головой заскрипел снег.
– Подальше от края, Григорий, не бегай так…
– Да тут, папаня, натоптано, как на танцевальной площадке у нас на лужке.
– Ты смотри, есть ли выход с площадки. С другого края посмотри… Не сорвись, – опять предупредил Анисим.
Гриша вернулся, свесил со скалы голову.
– Нет, папаня, выхода, кругом гладкий обрыв в речку. А с другой стороны отвесные скалы до самого неба.
– Так я и думал. Посмотри, – спохватился Анисим, – нет ли лап на отстое.
Гриша опять скрылся и уже из глубины крикнул:
– Нет, папань, не видно…
– Ну, иди, – подставил руки Анисим.
Он снял Гришу. Они еще походили по припаю речки, присматриваясь, где звери сигают на отстой и где снова сходят на лед.
– Если бы вот тут, – показал Анисим на берег, – в пазухе скалы, на подходе к отстою поставить лабаз – были бы с мясом.
– Давай сделаем, – сразу поддержал Гриша.
– В эту пору не усидишь на лабазе в нашей лопотине, – осмотрел с головы до ног Гришу Анисим. – Починки просит, – подергал он за ремни на Гришиной фуфайке.
– По этим корчам кожа не устоит, да и прутья, как волки, цепучие, – заоправдывался Гриша.
По речке хоть и далеко огибать, но зато надежно: в завал не попадешь. Так и пошли они с попутным ветерком – чирк-чирк по заснеженному припаю.
– Вдруг наша росомаха обнаружит наш шалаш?
Тревоги были напрасны: и шалаш стоял, и сухари висели в мешке, и настроение выправилось, будто в