Анисим шумно потянул носом воздух:
– Около двадцати… а то и все двадцать пять…
– Аршин больше, аршин меньше… – засек Гриша.
– Не велика косина, – рассмеялся и Анисим. – В окопах так я по котелку узнавал: крышка туго закрывается – к теплу, проваливается – на мороз… Небольшая грамота, но все ж…
И дверь, и окно прорубили, и зимовье сразу ожило. А сделали окосячку – и вовсе радостно прозрело. Гриша отбежал к реке.
– Смотрится, папань! Иди погляди отсюда.
– Придется, – выбрался Анисим из зимовья и сошел на берег. – Смотрится! Но чего-то не хватает. Прически нет. Крыша ведь, как дорогой гребень. Хоть на один скат, да надо ставить.
– Ну какой же терем с плоской крышей, – заспорил Гриша. – Смотреться не будет…
– Ну что ж, глаза боятся, а руки делают, – сдался Анисим. – До крыши дело еще дойдет, главная забота, как тепло в зимовье загнать. Где на печку камень взять – вот вопрос.
– В скалы сходим, – подсказывает Гриша.
– А много ли принесешь на горбу?.. Опять же лыжи надо. Прорва этого камня пойдет…
– Можно заездок разобрать, который начали из камня, – рассуждает Гриша. – Он же без надобности.
– Есть там подходящий камень, – хватается Анисим за мысль Гриши, – а на трубу донесем плитняка… Хорошая мысля приходит не опосля, – срифмовал Анисим. – Однако заговорились, паря, побежали-ка матицу поднимать.
На матицу выбрали бревно под силу, острогали, огладили с особым уважением и вниманием, как не говори, а событие в строительном деле не рядовое. Испокон века – праздник. Считай, дом возведен. Матицу уложили, настелили потолок из колотых строганых плах, укрыли потолок мхом.
– Теплее, папань, стало в зимовье, – определил Гриша, потоптавшись внутри.
– Жить можно, – поддержал Анисим. – Вот чем стеклить? Не присоветуешь, Григорий? – подгоняя тесовую дверь, спросил Анисим.
– А раньше чем стеклили? – поинтересовался Гриша.
– Кто чем. Кто бычьим пузырем, кто натягивал холстину…
– Ну, а мы речкой застеклим…
– Льдиной? Однако дело говоришь, Григорий.
Гриша сказал первое, что подвернулось на язык, а отец принял всерьез.
– А не растает? – засомневался Гриша. – Раз печь ставить собираемся.
– Не должно бы. Зимой не растает. Летом стеклину принесем.
Льдину на окно вырубали на плесе: светлую, хрустальную. Принесли, обрезали по размеру пилой.
– Как алмазом! – сказал Гриша. – И такая же, как алмаз, янтарная.
– А ты видел алмаз? А янтарь?
Гриша отрицательно помотал головой.
– А говоришь…
– Хоть кого спроси, как алмаз чистой воды.
– Понятно-о, читал, – протянул Анисим, вставляя «стеклину» в проем окна. – Как тут и была!..
Они вошли в зимовье. Гриша закрыл дверь.
– Ну, Григорий, хорошее электричество ты зажег.
Свет от окна струился мягкий, с зайчиком внутри и невесомо ложился на строганые медовые стены.
– Жаль коптить, – повздыхал Анисим. – Надо искать глину на печку.
– Давай, папань, сегодня тут ночевать.
– Посмотрим, – неопределенно ответил Анисим.
Через минуту Гриша уже топтался у порога.
– Пошли к костру…
– У костра время проводят. А у нас два способа греться. Таскать камень с реки и колоть чурбаки на доски, строгать стол, нары. Выбирай, Григорий, какой способ тебе подходит.
– Запруду разбирать, – сразу выбрал Гриша.
Анисим вышел из зимовья и, хотя было видно, сумерки топили речку, посмотрел на свои часы.
– О, мил чиловек, приспела пора варить суп из топора…
– По мне так рыбу с крупой тушить, а перед тем сухарика погрызть, – высказал свое желание Гриша.
