мурлыкал Тобиас. – Она испугалась, что назовёт цену, которая ей не по карману, а потому отправилась готовить чай.
– Вот как? Наверное, у меня слишком богатое воображение, – Бен продолжал разглядывать портрет. – Мне показалось, она почувствовала себя несколько неуютно, когда мы вскрыли посылку.
– Быть может, её смутило мастерство портретиста. И чтобы мы не стали интересоваться её мнением, решила удалиться… А вот и она.
– Возращение странника! Кто-нибудь откроет дверь? – пропела Доркас из холла.
– Напрасно всё это, – уныло пробормотала я, открывая дверь. У меня потекли слюнки при виде подноса. – Бен, ты только взгляни на эту нежнейшую ветчину и сандвичи с сыром!.. О, и кресс-салат! Доркас, не вам, а Бену следовало прогуляться по магазинам. А то у него, чего доброго, мышцы атрофируются.
– Зато твоим челюстям это не грозит! – парировал Бен.
Пока Доркас разливала чай, он схватил сразу два сандвича.
– Я уже не представляю, что бы мы без вас делали, – пропустив грубость Бена мимо ушей, я рассеянно потянула к себе блюдо.
– Тебе нельзя, – Бен хлопнул по моей руке, словно это была не очаровательная пухлая ручка, а назойливая муха, после чего взял ещё два сандвича. – Можешь съесть помидор и маленький кусочек огурца. Полчаса назад, помнится, ты заявила, что еда тебя больше не волнует.
– Разумное ограничение в еде – это одно, а голод – совсем другое! – гневно возразила я.
– Ну-ну! – вмешалась Доркас. – Бентли, оставьте девушку в покое. Любому механизму требуется смазка, иначе он быстро выйдет из строя, – она протянула мне чашку чая. – Никогда не верила ни в какие диеты. Всегда плотно ем три раза в день. И при этом не прибавляю и не теряю ни единой унции. На не все же одинаковы, Элли – крупная женщина…
– Это ваши слова, а не мои, – обжора, поглощавший девятый сандвич, самодовольно ухмыльнулся.
– Взаимные оскорбления ведут только к ссорам! – Доркас одарила его суровым взглядом. – Вы пишите свою книгу, а Элли сама справится с тем, что от неё требуется. Она прекрасно знает, что к чему. Лично я никогда не считала, что женщины должны напоминать ожившие скелеты. Взгляните на меня! Кажа да кости. Разве я похожа на секс-символ? Ха! Ни один мужчина не обратит внимания на мою фигуру.
Мне вдруг показалось, что ещё секунда, и Бен сделает Доркас предложение. Глаза его сверкнули.
Я допила чай и вновь наполнила чашку.
– Интересно, что погубило даму на портрете?
– Скорее всего, бешенство, – Бен сыто развалился в кресле. – Вид у этого мопса такой, будто он вот-вот её тяпнет.
– Не всякой собаке нравится позировать, – глубокомысленно заметила я.
Тобиас, словно желая выразить презрение к собачьему племени, зевнул и спрыгнул с моих коленей.
Бен взял в руки портрет, прислонённый к ящику для угля.
– А в те дни женщины всегда носили перчатки?
– Исключение составляла лишь ванная комната. Это именовалось борьбой против соблазнов плоти. Мне иногда кажется, что во времена Виктории и Эдуарда ни о чём, кроме секса, и не думали. Хотя пышные шляпки и зонтики от солнца той эпохи всегда мне были по душе.
– Честно говоря, – Бен держал картину на вытянутых руках, – мне она даже нравится. Портрет, конечно, никуда не годится, но в этой особе есть что-то чертовски привлекательное. Кого-то она мне напоминает.
– Неужели! – рука Доркас дрогнула, и чай выплеснулся на стол.
Она принялась поспешно вытирать лужу. Лицо её слегка покраснело. Неловкость у преподавателя физкультуры должна считаться непростительным недостатком.
– Дай-ка мне взглянуть, Бен, – я нетерпеливо отобрала у него картину. – Она определённо не красива, даже не миловидна – лицо плоское и вытянутое, а нос слишком тонкий и заострённый. Причёска в стиле «воронье гнездо»…
– Ты слишком придирчива, – голос Бена звучал раздражённо.
– Вовсе нет. Я просто ищу источник её очарования, поскольку согласна с тобой: в ней и в самом деле что-то есть. Её глаза… Она относится к той породе людей, которую сейчас уже не встретишь, – мне с трудом удавалось подобрать слова; незнакомка терпеливо смотрела на меня с портрета. – Честная и добрая старомодная английская дама, – пустилась я в путаные объяснения, – которая для всей деревни сготовит суп и никогда не прогонит нищего, но при этом в ней нет ограниченности. Она обладает чувством юмора, ранима, и в то же время в ней чувствуется сила. Такая не испугалась бы встреченных на дороге цыган, не побоялась бы испачкать руки в печной саже и выпить чашечку чая со служанкой не сочла бы зазорным…
Судя по всему, на Бена моя речь произвела впечатление, но заговорил он довольно сухо:
– Тебе не кажется, что ты торопишься, описывая характер человека по весьма посредственному портрету? Мы, по-моему, пришли к согласию, что художнику следовало бы устроиться в бухгалтерскую фирму родителя или стать…
– Шовинист! – беззлобно вздохнула я. – Почему это ты решил, что автор непременно мужчина? Поскольку речь идёт о художнике-любителе, женщина – гораздо более вероятный кандидат. В те времена девушек учили вышивать, вязать, рисовать акварелью и маслом. От них требовалось прилежание, а не талант. А где послушной дочери найти модель? Дома, разумеется! Например, его хозяйка…
– И всё-таки я считаю, что это рука мужчины, – возразил Бен.
