– Ты сознаешь, что шантажируешь офицера полиции при исполнении?
– Пожалуйста, можешь меня арестовать.
Если я что и усвоил со времен отрочества, так это следующее: водители всегда в курсе студийных сплетен. Они приезжают на студию первыми и уезжают последними. День длинный, но основная работа приходится на утро и вечер, а в остальное время водилы просиживают штаны поближе к столовой и перемывают кости всем – от режиссера до осветителя. Для последних они вроде мебели: при них не стесняются ни в поступках, ни в выражениях. Большой Джим поймал меня на крючок. Легко и красиво поймал.
– Дай мне Дайанин телефон, – сдался я. – Так и быть, свожу ее куда-нибудь.
Джим протянул аккуратно сложенный лист бумаги, который уже давно держал наготове.
Я отхлебнул кофе. Он был сладкий и крепкий. Я сделал еще два маленьких глотка и опрокинул в рот все, что осталось. Я люблю спиртное, но манерой пития больше похожу на учительницу начальных классов, чем на полицейского из убойного отдела. Знаю кучу копов, которые просто не умеют пить по глотку – только опрокидывают. Едва заканчивается рабочий день, как они заваливают в бар, где бармен лоялен к копам, и алкоголем изгоняют демонов. Некоторые копы, особо чувствительные, и конца смены не дожидаются.
Лейтенант Килкуллен, который взял шефство над шестью анонимными алкоголиками из нашего отдела, не устает бдительно высматривать седьмого. Всякий коп, опоздавший в понедельник на работу, немедленно попадает в список подозреваемых. Стоит опоздать два раза за месяц, и Килкуллен устроит допрос с пристрастием, в ходе которого несчастный признается не только в злоупотреблении спиртным, но и в убийстве школьницы Лоры Палмер.
Мне везет. Я умею вовремя остановиться. А некоторые не умеют – им стоит только начать. Я всегда останавливаюсь, едва зашумит в голове, чем вызываю недовольство приятелей. С момента окончания колледжа я напивался всего дважды. Первый раз – когда умерла мама, второй – ровно полгода назад.
Обычно я называю себя любителем пива, но на самом деле до неприличия неразборчив в алкогольных пристрастиях. Джоанн посвятила меня в прелести красного вина, сам я не прочь тяпнуть хорошего коньячку, особенно если угощают, и хотя никогда не закажу в пабе кофе по-ирландски, если у моего спутника ирландские корни, я считаю, что нет напитка, лучше объединяющего отца с сыном.
Теперь мы были готовы объединиться на почве убийства. Но прежде я хотел прояснить правила.
– Ты, папа, настоящий кладезь корпоративных сплетен. Не сомневаюсь, что ты поможешь мне в расследовании.
– Только? – перебил Джим. – Ты ведь хотел сказать «только», разве нет?
– Только сейчас уже поздно. К полуночи мне нужно быть дома.
– А ты думал, я буду тебе до утра информацию выдавать?
– Мне просто нужны данные. Никаких пикантных подробностей.
– Ну-ну. – Джим изобразил обиду. Тоже мне, раненый циклоп.
– Папа, я тебя прошу. Ты можешь хоть один раз просто изложить суть дела?
– Уговорил. Бьюсь об заклад, за убийством Кролика стоит Дэнни Иг.
Я открыл блокнот и приготовился писать.
– Вот не ожидал, что ты сразу выдашь имя. Что за птица этот Дэнни Иг?
– Долгая история… – В глазах Джима сверкнул победный огонек. – Не желаешь ли послушать?
Глава 16
Образчик бело-розового полиэстра, отрезанный от кроличьей головы, лежал посреди черного лакированного письменного стола.
Курьер доставил его всего несколько часов назад. В настоящий момент чернявый парень, отправивший ухо, вел счет американским долларам на холмах родной Сицилии.
«Я о нем больше никогда не услышу», – сказал себе новый счастливый владелец кроличьего левого уха, взяв последнее и рассматривая его на просвет.
Он сидел в потертом кожаном кресле, кутаясь в линялый махровый халат, и совсем не походил на убийцу. Да и планировать убийства ему никогда прежде не доводилось. Однако к осуществлению убийства Эдди Элкинса он подошел с той же тщательностью и скрупулезностью, с какой привык подходить к написанию сценариев.
За свою долгую жизнь этот человек придумал несколько сотен историй, по которым снимали художественные фильмы и телешоу. Диалоги ему не давались, проработка характеров – тоже, зато, когда дело доходило до сюжета, ему равных не было. В определенных кругах его и называли не иначе как мистер Сюжет.
Он положил ухо на стол, взял новенький желтый карандаш и принялся его глодать. Вот уже пятнадцать лет он печатал сценарии на компьютере, однако до сих пор не мог сосредоточиться, не сунув в рот карандаша.
С самого начала мистер Сюжет не сомневался, что без профессионала не обойтись. «Придется прибегнуть к услугам настоящего киллера, – сказал он сообщникам, когда детали плана еще только проклевывались. – Ведь никто из нас не способен на мокрое дело».
«Я точно не способен – у меня простата удалена», – усмехнулся один из сообщников.
Они посмеялись – весело, добродушно. С тех пор прошло два года. Медленно, но верно вызревал план. Они предприняли поездку в Европу. Понадобился месяц, чтобы нанять человека, который только что убил Элкинса. Поездку назвали заслуженным отдыхом. Они ходили по музеям, обедали в ресторанах, останавливались в четырехзвездочных отелях и устраивали «деловые встречи плаща и кинжала с жертвами простатита».
На самом деле ни с плащами, ни с кинжалами дела иметь не приходилось. Поиски кандидатов оказались достаточно простыми – стоило лишь задать правильные вопросы в правильных кварталах.
Первого кандидата нашли в Палермо. «И когда только мы начали мыслить стереотипами? – усмехнулся один из сообщников. – Нанять сицилийца! Интересно, до чего мы так докатимся?»
Однако все сошлись во мнении, что сицилиец – идеальная кандидатура. Прошло два года, и вот Элкинс мертв, а мистер Сюжет, забившись в нору, как зверь, в одиночестве пьет за победу и недоумевает, почему победа есть, а ликования нет.
«Все дело в страхе». Это страх ворочается внизу живота. Замышлять и выполнять – две большие разницы. Поначалу замысел убийства представлялся увлекательным приключением. Разработка деталей приятно щекотала нервы. Поездка в Европу на поиски киллеров оказалась упоительнее секса. Но теперь план реализован, а значит, существует вероятность ареста. Продумано все блестяще – комар носа не подточит. Мистер Сюжет знал: он слишком умен, чтобы попасться. Однако он был паникером по природе.
Мистер Сюжет глубоко вздохнул и взглянул в нижний правый угол монитора. Понедельник, 18 апреля, 23.09. Он провел за компьютером более трех часов, разыскивая информацию об убийстве.
Не выпуская изо рта карандаша, он зашел в «Гугл», в пятидесятый раз за вечер набрал «Убийство в „Фэмилиленде“» и нажал «Поиск». И, как в предыдущие сорок девять раз, «Гугл» выдал тысячи ссылок на «Фэмилиленд», но ни слова о человеке, двадцать четыре часа назад задушенном в Кроличьей Норе.
«Знаю я, как Айк Роуз и иже с ним конспирируются, – говорил мистер Сюжет в самом начале. – Убивайте Кроликов сколько влезет – в прессе ни строчки не появится, по телевизору ни слова не скажут. Руководство не даст выносить сор из норы».
Он пошарил на сайте «Лос-Анджелес таймс», зашел на сайт Си-эн-эн. Пусто. Ни словечка. Что и требовалось доказать. «Ламаар энтерпрайзис» не желает афишировать смерть Эдди Элкинса.
Мистер Сюжет вытащил изо рта изгрызенный карандаш, выплюнул под ноги желтые стружки и налил на два дюйма «Гранд-Марнье». «За тебя, Трынтрава», – проговорил он, залпом выпив половину янтарной жидкости.
Потом откинулся на спинку кресла и уставился в потолок. Нет причин психовать. События развиваются согласно сценарию.
