Кабинет охранника заперт, миляги Фрэнка давно след простыл. Я зашел в гардероб за шинелью, но она, конечно же, висела в шкафчике, а у меня, конечно же, не было ключа. Может, выбить хлипкую дверь? Увы, в тот момент по оставшейся за спиной лестнице спустилась Элис и увидела меня. Поворачиваясь к ней, я мысленно готовился к разборке, однако, судя по выражению лица, мисс Гасконь злиться не собиралась.
– Отличное шоу! – процедила она. – Мы славно повеселились.
– Ну, не знаю… – протянул я, – боюсь, мне не хватает хороших заводных мелодий.
– Как вы это делаете?
Я подумал: может, проявить такт и вежливость? Подумал-подумал и передумал.
– Шаг первый: берете призрака. Шаг второй: сводите его с ума капелькой крови. Основной рецепт дается в «Илиаде». – Старший архивариус молчала, и я попробовал по-другому: – Понимаете, такой реакции я не ожидал, рассчитывая, что ваша гостья проглотит наживку, однако…
Элис не слушала. Обогнув стойку, она быстро нашла на недоступной простым смертным связке ключей нужный и освободила мою шинель. В знак благодарности я коротко кивнул, предвкушая очередной «комплимент», но Элис молчала: просто открыла соседний шкафчик и достала свое пальто с сумочкой. Ее руки тряслись, и, когда она, отстегнув большую громоздкую связку ключей, попыталась переложить ее в сумку, ничего не получилось. «Черт!» – пробормотала она, засовывая ключи в карман пальто. На этом я ее и оставил.
Хотя на улице моросил мелкий дождь, продышав целый день спертым, пересушенным кондиционерами воздухом архива, я искренне наслаждался легким, дующим прямо в лицо ветерком. Можно было сесть в метро, потом перейти на другую линию или дождаться автобуса, едущего на север от Камден-тауна, но я решил прогуляться до Кингс-Кросс, чтобы сразу попасть на линию Пиккадилли. Лишь прошагав пару кварталов от архива по Юстон-роуд, я неожиданно заметил, что меня успела нагнать Элис. Ишь, трясется, несмотря на теплое пальто, вся зажалась, а в кармане громко звякают ключи.
Я повернулся к ней: ну, мол, давай к делу. Глаза у Элис были потухшие и какие-то затравленные.
– Не нравится мне нынешняя ситуация… И как события развиваются, тоже не нравится.
Я терпеливо ждал. К чему ведет старший архивариус, в принципе понятно, просто хотелось расставить все точки над i.
– Я думала… – признание давалось Элис с огромным трудом, – … я думала, Клидеро лжет, а у остальных истерика. Потому что, поселись в архиве привидение, от меня бы оно не скрылось, а я ничего не видела. До сегодняшнего дня…
Слова я подбирал с максимальной аккуратностью: никаких намеков, никакой двусмысленности.
– Клидеро при вас порезал щеку.
– Ну, это не впервые, Рик вообще часто ранится. Пару месяцев назад защемил себе руку, а еще как-то раз поскользнулся и упал с лестницы. Я решила, что дело снова в его катастрофической неловкости, а ему стыдно признаться.
– Но ведь вы видели…
– Я видела, – звенящим от гнева голосом перебила Элис, – как он скачет по мастерской, вопит и размахивает ножницами. Потом каким-то образом ухитрился поранить себе лицо. В тот раз ведь все было совсем иначе…
Я еще вчера понял, кто она такая, а сегодня окончательно убедился в своей правоте. Элис даже не весталка, таких, как она, мы на профессиональном жаргоне – с определенной до-лей презрения – называем Фома неверующий, или сокращенно просто Фома. Другими словами, совершенно невосприимчивый к паранормальным явлениям человек, находящийся в условной системе координат на противоположной от меня стороне. Мисс Гасконь просто не дано чувствовать призраков.
Ну и ситуация! Застав Элис смущенной и перепуганной, я, по идее, должен был бы испытать прилив Schadenfreude,[12] но вместо этого захлебывался невольным сочувствием. Сам через подобное проходил. Все в свое время проходили, отбрасывали щит скептицизма.
– Понимаю… – чувствуя бесконечную усталость, вздохнул я. – Впервые столкнуться с подобным – настоящее потрясение. Сразу и не осознаешь…
Последняя фраза многозначительно повисла в воздухе. Как ни жаль Элис Гасконь, у меня свои проблемы. Действительно ли я хочу утирать ей слезы и гладить по голове? Нет.
Однако ради дела нужно приспосабливаться.
– Я готов уделить вам десять минут. Если хотите, изложу собственное видение азов метафизики.
Кивок Элис был таким же неохотным, как мое предложение.
– Давайте только куда-нибудь зайдем, – попросила она, – иначе я насмерть замерзну.
Ближайшим «куда-нибудь» оказалась церковь святого Пан-краса, открытая для посетителей, но пустая. Мы сели на скамью в самом последнем ряду. В церкви было не теплее, чем на улице, зато сухо.
– Азы метафизики, – дрожащим голосом напомнила Элис.
– По-моему, Уильям Блейк попал точно в цель, сказав: «То, что сейчас доказано, когда-то было лишь игрой воображения». – Спасибо за отличную цитату, Пен! – Если призраки существуют, целая ушла вещей, которые удобнее было бы считать метафорами, мифологией или средневековыми предрассудками, канувшими в Лету на заре эпохи Просвещения, оказывается холодной правдой. Начинаешь думать о рае, потом об аде, потом гадаешь, что случится после того, как протянешь ноги. Попадешь в какую-нибудь дыру только потому, что торчал в ней с рождения? На что похожа загробная жизнь: на эту, только без секса, наркотиков и отпусков на волю за хорошее поведение?
Несчастная Элис медленно кивнула.
– Ответов не знает никто. Если верите в Бога, можно поговорить с духовником, священником, раввином, муллой – в общем, подставьте свой вариант. Или, если хотите, расскажу, как с этим справился я.
Молодая женщина выжидающе на меня смотрела, и не она одна. Я снова почувствовал кожей то легкое, едва ощутимое покалывание и взглянул на клубящиеся у входной двери тени.
– Я доверяю Блейкуи провожу четкую границу между тем, что доказано, и иллюзиями, которые пробиваются через границу реальности. Если увижу, как тете Эмили в процессе настройки пианино оторвало голову, а затем в три часа ночи бесформенная, но очень похожая на тетю туша, держа голову под мышкой, войдет в мою спальню, я не стану склоняться к первому попавшемуся выводу: в пузырьке именно то, что написано на этикетке. Слышали про навахо?
– В смысле индейцев навахо? – ничего не выражающим голосом переспросила Элис.
– Да, именно. Они считают призраков чем-то вроде злой стихии и называют
В глазах Элис все то же недоверие: наверное, я подобрал не лучший пример.
– Все это сказано только к тому, что призраков нельзя по умолчанию считать людьми, обреченными на нескончаемое повторение совершенных при жизни действий. Мы не знаем, что они собой представляют, и никогда не узнаем.
Сомнения Элис постепенно перерастали во что-то более глубокое.
– И в таких условиях вы ухитряетесь их уничтожать? – чуть слышно спросила она.
– Еще не факт, что я их уничтожаю. Вот вам очередное неизвестное.
– Неизвестное… но не для вас?
– К сожалению, и для меня.
– Тогда не понимаю. Вы должны представлять, что делаете.
Ну и ну! Начал с попытки вывести Элис из внезапного экзистенциального кризиса, а закончил тем, что пришлось оправдывать себя, как экзистенцию. Наверняка со мной что-то не так, и очень не так, раз безнаказанно позволяю мисс Гасконь вытворять подобное!
– Сначала некромантией я занимался по чистой случайности. – Пожалуй, это самая обтекаемая фраза, хотя, если честно, довольно блеклая.
– По чистой случайности?
