подушке, окружая ее худое лицо темным ореолом. Она больше не могла выносить эти муки. Она чувствовала, как с каждой новой волной боли тают ее силы.
«Я умираю…» — подумала Кэрри и зажмурилась, чтобы сдержать слезы. Она должна была найти в себе силы жить. Не из-за себя — из-за ее малышей. Новорожденный, если он выживет, и другие дети: Джанетт, Том, Сэм и Агнесс. Что с ними станется без матери?
Потерявшись в тумане своих страданий, Кэрри очнулась, когда Сара, что-то бормоча себе под нос, отошла от ее кровати. Кто-то еще был в комнате. Может быть, это маленький Том снова плачет и зовет маму? Боже, только не это! Она не хочет, чтобы дети видели ее сейчас.
Кэрри с трудом повернулась, собираясь заставить сына уйти, но, увидев вошедшего, вдруг широко раскрыла глаза и задержала дыхание. Это был не Том. Человек, застывший на пороге, принес с собой терпкий, свежий запах осени. Высокий и широкоплечий, он был закутан в длинный черный плащ, и при виде этой мрачной фигуры Кэрри на миг показалось, что перед ней ангел смерти.
Кэрри сжалась от страха, когда незнакомец направился к ней, тяжело ступая по скрипящим половицам. Но прежде, чем она успела закричать, он сдернул плащ и бобровую шапку и сунул все это Саре. Тусклый свет, едва просачивающийся сквозь грязное окно, упал на его лицо, и сразу оказалось, что в нем нет ничего пугающего. Обычное лицо простого смертного. Правда, черные взлохмаченные волосы и густые брови казались слишком темными для такого бледного лица, а хищный ястребиный нос плохо сочетался с мягким изгибом чувственного рта. Но и одного взгляда на это лицо было достаточно, чтобы понять — перед вами хороший, добрый человек. А если он и обладает недюжинной силой, то она полностью находится под контролем его благородной натуры.
Весь страх Кэрри тут же улетучился, и у нее вырвался вздох облегчения.
— Доктор Сентледж! — прошептала она. — Вы… вы пришли…
— Да, Кэрри. — Он улыбнулся ей, но это была скупая мимолетная улыбка, говорящая о том, что этому человеку не свойственно часто предаваться веселью. В следующее мгновение он снова нахмурился. — Ради бога, Кэрри, почему вы не послали за мной раньше?
— Я вообще не должна была посылать за вами. Я… У меня совсем немного денег…
— Тише, молчите, — сказал он, придвинув стул к кровати. — Это не имеет значения.
Но Кэрри, судорожно облизав губы, поспешила договорить, прежде чем накатит следующая волна боли.
— Я бы не стала вас тревожить, но на этот раз все продолжается так долго… и очень больно… а я так устала… — Ее голос прервался от рыданий. — Только вы можете помочь мне, доктор Сентледж, вы один!
— И я помогу тебе, Кэрри. Теперь все будет хорошо.
Его голос звучал так ласково, в нем было столько спокойной уверенности, что она сразу поверила ему и успокоилась, хотя и знала, что ее муж Рив придет в ярость оттого, что ему придется платить деньги местному врачу. Впрочем, если бы не отчаянные обстоятельства, Кэрри и сама никогда не обратилась бы к нему. Валентин Сентледж был младшим сыном грозного хозяина замка Ледж Анатоля Сентледжа — человека, который, по слухам, вел свое происхождение от могущественного колдуна. В деревне шептались, что во всех Сентледжах есть что-то дьявольское.
Но Кэрри не находила сейчас ничего дьявольского в Валентине Сентледже. Скорее уж его глаза были глазами ангела: они излучали тепло, сочувствие. Казалось, он все знал о человеческих страданиях — и знал не понаслышке, а потому, что сам много страдал.
Ее мысли были прерваны новой подступающей волной боли, и в этот момент она почувствовала, как сильная мужская рука накрыла ее стиснутые руки.
— Не бойся, Кэрри, — ласково произнес Сентледж. — Просто смотри на меня и крепко держи меня за руку.
Кэрри всхлипнула, но постаралась сделать так, как он просил. Она сжала изо всех сил его руку и погрузилась взглядом в его необыкновенные бархатные темно-карие глаза. И в тот же момент Кэрри почувствовала, что начало происходить нечто странное. Сначала это было просто покалывание в ладонях, затем тепло, как будто вытекающее из его руки, разлилось золотым потоком, наполняя все ее тело. И тогда ужасная боль стала понемногу стихать, пока не исчезла совсем. Кэрри видела, как с силой сжался его рот, как потемнели глаза, словно он взял все ее страдания себе. Она слышала, как люди в деревне шептались, будто доктор Сентледж может исцелять любую боль, используя колдовство, но сама никогда в это не верила. До этой самой минуты.
Кэрри знала, что пришло время для очередной ужасной схватки, но ничего не почувствовала — только веки вдруг отяжелели, и ее охватила сладкая дремота. Откуда-то издалека до нее доносился голос доктора Сентледжа, отдающего краткие распоряжения Саре. Затем он приказал Кэрри тужиться, а в следующее мгновение она почувствовала, как что-то скользнуло между ее ног, и раздался тоненький плач ребенка.
— Слава тебе, господи! — казалось, Сара сказала это, находясь за сотни миль отсюда.
Кэрри улыбнулась, утопая в тумане сладкого сна. Когда она вновь смогла открыть глаза, то сразу почувствовала, что на ее руке что-то лежит. Она откинула краешек одеяла и увидела ребенка, маленькую девочку.
Очень медленно к ней возвращалось ощущение реальности. Она только что родила девочку… Кэрри была истощена до предела и не знала, откуда взять силы, чтобы заботиться о тех детях, которые у нее уже были. И все же она была счастлива. Малышка показалась ей настоящим чудом — такая здоровенькая, красивая… Кэрри крепко прижала ее к себе, уже не пытаясь сдерживать слезы радости.
Вспомнив, кому она обязана этим чудом, Кэрри обернулась, чтобы поблагодарить ангела, явившегося так вовремя, чтобы провести ее через это тяжелейшее испытание. Но, как и подобает ангелу, загадочный доктор Сентледж бесследно исчез.
Тропинка, ведущая в замок Ледж, причудливо извивалась по склонам холмов, почти теряясь в туманных сумерках. Однако чалый мерин хорошо знал дорогу. Он уверенно шагал вперед, не сбиваясь и не останавливаясь, к счастью для своего хозяина, который едва ли был сейчас способен крепко держать поводья в руках, а тем более управлять конем.
Выжатый до предела, Вэл Сентледж едва держался в седле. «Я чувствую себя так, будто сам только что пережил три часа тяжелейших родов, пытаясь дать жизнь ребенку», — подумал он и устало усмехнулся. Можно было поклясться, что едва ли найдется на свете пара мужчин, которые были бы способны на такой подвиг. Что ж, каждому свое. Вэл знал, что он, например, никогда не оставит свой след на земле как великий воин, блестящий художник или ловкий политический деятель. Но странный дар Сентледжей дает ему по крайней мере одно исключительное преимущество. Он из первых рук знает, каких мук стоит появление на свет нового человека, и может лишь восхищаться женщинами, которые с бесстрашием и упорством продолжают населять этот мир. Особенно такой женщиной, как Кэрри Тревитан.
За шесть лет своего замужества бедняжка родила пятерых — это было слишком. Вэл предупреждал ее болвана-мужа, что Кэрри не должна рожать так часто, что ей необходимо восстанавливать силы между беременностями. Просто чудо, что она вообще пережила эти последние роды! А Рив Тревитан все то время, что его жена боролась за жизнь — свою и ребенка, — провел в трактире, пьянствуя и похваляясь своей мужской силой. Этот тупица пренебрегал своей семьей и появлялся дома лишь для того, чтобы очередной раз затащить жену в постель.
Что ж, придется еще раз серьезно поговорить с Тревитаном. Поговорить! Вэл почувствовал, как его руки сами собой сжимаются в кулаки. Больше всего ему хотелось надавать Риву Тревитану крепких тумаков. Именно так поступил бы его брат Ланс. Но никто не ожидает подобного экстравагантного поведения от хромого деревенского врача.
Старая рана постоянно давала о себе знать, а сегодня вечером болела как никогда. Он и так устал от вечного сражения с собственной болью, поэтому было не слишком разумно брать на себя вдобавок и муки бедной Кэрри. «Но что еще я мог сделать?» — подумал Вэл, вспомнив ее полные страдания глаза, ее прерывающийся голос.
«Только вы можете помочь мне, доктор Сентледж. Вы один!» Как часто он слышал эту фразу от своих пациентов! Их умоляющие взгляды преследовали его даже во сне.
Безотчетным движением Вэл сжал бока Вулкана, словно вновь услышал чью-то мольбу, и вздрогнул, когда сильнейшая боль пронзила поврежденное колено. Он несколько раз резко и глубоко вздохнул,
