возможно, он бы не умер. И не оставил бы ее такой одинокой, обремененной проблемами и сомнениями.
Она бы все еще была замужем за ним, а не оказалась в такой ужасной ситуации, где легенды и мечи, героические призраки и распутники с печальными глазами, казалось, смешались в ее голове, не говоря уже об ее сердце.
Когда Ланс снова подошел к ней и взял ее руку в свою, Розалин внезапно почувствовала себя слишком усталой, чтобы сопротивляться ему.
— Возможно, я буду не лучшим из мужей, милая, — сказал он. — Но я не буду худшим. Я могу дать тебе все, чего ты захочешь. Даже если бы я не наследовал Замок Леджер, у меня есть собственное состояние. Пока я был в армии, мне дьявольски везло, я ввязался в некоторые очень рискованные предприятия, которые полностью окупились и сделали меня очень богатым человеком.
— Мне не нужны твои деньги, Ланс, — мягко ответила Розалин, затем чуть вздрогнула, осознавая, что впервые назвала его по имени. И оно слетело с ее губ пугающе легко.
Глаза Ланса расширились, и он сжал ее руку с новой решимостью.
— Я могу дать тебе и другое. Дом и столько родственников, что ты не будешь знать, что с ними делать. Мой брат Вэл уже обожает тебя, и я уверен, что мои родители тоже придут от тебя в восторг. Что касается моих сестер, они будут только счастливы, если ты присоединишься к ним, ругая меня. Леони, Фиби и Мэрайя примут тебя, как родную.
— О, пожалуйста, — прошептала Розалин. Знал ли он о том, как сжимается ее сердце, когда она представляет эти соблазнительные для такой одинокой женщины возможности.
— Я… я бы предпочла иметь свою собственную семью, — произнесла она тихим голоском.
— Ты имеешь в виду детей? Боюсь, я никогда не думал о себе, как об отце, — Ланс нахмурился, потом пожал плечами. — Но если ты хочешь иметь их, полагаю, я смогу это тебе обеспечить.
На его лице появился намек на знакомую плутоватую улыбку.
— На самом деле, если я действительно займусь этим, клянусь, могу сделать тебе ребенка к Михайлову дню.
Розалин издала протестующий звук, ее лицо загорелось от смущения, а разум — от видений. Она с темноволосым ребенком, свернувшимся таким теплым и мягким клубочком в ее руках. То, что Ланс Сент- Леджер должен будет сделать с ней, чтобы исполнить такое безрассудное обещание.
Ланс только усилил смущение Розалин, поднеся ее руки к губам, касаясь пальцев поцелуями легкими, как прикосновение крыльев бабочки.
— Это не покажется тебе неприятным, — прошептал он. — Одно из преимуществ брака с повесой то, что у меня есть определенные… умения, которые пригодятся в нашей брачной постели.
— О-о-о, не надо, — произнесла Розалин, хотя с трудом понимала, протестует ли она против того, что он говорил, или того, что он делал. Поцелуи каждого пальчика, каждая ласка его рта, вызывали новую волну дрожи в ее теле.
Она сделала слабую попытку отодвинуться от Ланса, но вместо того, чтобы отпустить ее, он только склонился ближе, положив руку на спинку ее кресла.
— Ты ведь не считаешь меня совсем отвратительным? — спросил он.
— Нет, — была вынуждена признать Розалин. Она пыталась отодвинуться, но ей было некуда. Девушка чувствовала, как рука Ланса двигается по ее спине, нежно перебирая волосы, лаская затылок, отчего дрожь проходила по ее позвоночнику.
Лицо Ланса оказалось слишком близко, и ей было некуда смотреть, кроме как в завораживающую дымку его глаз. Она храбро попыталась так и сделать, пытаясь урезонить Сент-Леджера.
— Ты… ты очень привлекательный, Ланс, я уверена, ты это прекрасно знаешь. Но я, к сожалению, не чувствую никакого влечения к тебе.
— Нет? — темная бровь приподнялась в почти вежливом вопросе. Он быстро поцеловал Розалин, легко, но так, что ее губы начало покалывать. — А теперь?
— Н-нет, — ответила она, желая, чтобы это прозвучало более твердо.
Ланс провел губами по ее волосам, виску, щеке, его рот был теплым и твердым по сравнению с ее кожей. Девушка уже не чувствовала аромат цветов, а только запах Ланса, темный, обволакивающий, мускусный, мужественный.
— А теперь? — прошептал мужчина.
Она отрицательно качнула головой, но Ланс остановил это движение еще одним поцелуем, чуть сжав зубами ее подбородок. Его губы двинулись вниз по ее шее, исследуя, находя чувствительные местечки, которые были так отзывчивы. Розалин обнаружила, что совсем забыла, как дышать.
— У т-тебя преимущество надо мной, — запинаясь, прошептала она. — Ты знаешь, я слишком слаба, чтобы… чтобы сопротивляться тебе.
— Мммм, а я законченный негодяй, — без сожаления согласился Ланс и прижался к ее губам. Она смогла отвернуть голову, уперевшись рукой в его мощное плечо в слабой попытке удержать его на расстоянии.
— О, пожалуйста, — взмолилась Розалин. — Я не хочу, чтобы ты делал это.
Ланс только улыбнулся ей, искорки, промелькнувшие в его глазах, были и безнравственными, и нежными. Как будто этот негодяй точно знал, что она лгала, называя его поцелуи нежеланными.
В течение одного вселяющего ужас мгновения Розалин думала, что сэр Ланселот, должно быть, явился к Лансу и передал все ее откровения прошлой ночи. Нелепо, конечно. Ее благородный герой никогда бы не совершил такое. И самое главное, ему это было не нужно.
Когда Ланс настойчиво наклонился, чтобы снова поцеловать ее, Розалин с испугом осознала, что выдает себя. Этим мягким вздохом, тем, как ее губы раскрылись, чтобы дать ему доступ в восхитительный жар ее рта.
Большая ладонь Ланса распласталась на ее шее, он с силой притянул девушку к себе. Его поцелуй углублялся, ее сопротивление становилось все слабее и слабее, пока она не могла сделать ничего иного, кроме как вцепиться в его плечи и держаться за них так, как будто от этого зависела ее жизнь.
Розалин таяла в его объятиях, становясь добровольной пленницей. В следующее мгновение она осознала, что Ланс сидит в кресле, она у него на коленях, а их губы отрываются друг от друга только для того, чтобы вдохнуть немного воздуха.
«Это не правильно. Ты не хочешь этого», — настаивала ее совесть. Но она едва слышала шепот разума сквозь оглушительный стук своего сердца. Поцелуи Ланса становились все более страстными, его язык дразнил ее намеками на чувственное мастерство, обещанием еще большего наслаждения, которое он мог подарить ей.
Она слишком ясно чувствовала, как его мощные бедра прижимаются к мягким округлостям ее ягодиц, твердую выпуклость, натянувшую его бриджи. Розалин не могла сдерживать свое тело. То, что она ощущала, и возбуждало ее, и повергало в смятение.
Розалин едва заметила, что шаль соскользнула с ее плеч, присоединившись к цветам на полу: ей было все равно. Рука Ланса, сминая ткань ночной рубашки, поднималась вверх по бедру и, скользнув по животу, накрыла ладонью ее грудь. Жар этой ладони проникал сквозь тонкую ткань, дразня сосок, заставляя все ее тело оживать в сладком, томительном предвкушении. Розалин прикусила губу, чтобы подавить едва слышный стон истинного удовольствия.
Ланс спрятал лицо в ее волосах, его дыхание стало быстрым и прерывистым. Жарким, хриплым голосом он шептал ей на ухо нежные слова, которые она впитывала также жадно, как и его ласки, впитывала как женщина, жаждавшая этих нежных слов, этих интимных прикосновений.
В ответ она лихорадочно пробежала рукой по твердым мускулам его груди, шепча:
— Ланселот…о, Ланселот.
Звучание ли этого обожаемого имени, наконец, разбудило ее чувства? Или то, как она потянулась, чтобы нежно погладить его щеку, такую же колючую, как у того, другого, которого она никогда не сможет коснуться, вкус чьих поцелуев она никогда не узнает.
Розалин моргнула, и, как будто ее сильно ударили, отдернула руку, отшатнувшись не столько от Ланса сколько от себя самой. О, Боже, какой же распутницей она была? Только прошлой ночью безмолвно поклялась отдать сердце сэру Ланселоту дю Лаку, а теперь так быстро поддалась чарам его распутного
