Алиса в Стране чудес и в Зазеркалье

безумцы в главе о Безумном чаепитии.

По этому же пути пошла поначалу и Д. Орловская. Сохранился первый вариант ее перевода этой загадки:

   Изловить судака
Очень просто. Любой это может.
   Отварить судака
Очень просто. Кухарка поможет.

   И в судок положить судака
Очень просто. Чего тут такого?
   Положи, посоли да поперчи
И дело готово.

   «Принеси судака!»
Это просто. Под силу и детям.
   «Вынь его из судка!»
Ах, боюсь, мне не справиться с этим!

   Что же проще — подумай слегка
И реши мне задачу
   Вынимать судака из судка
Или просто судачить?

(Выделение наше. — Н. Д.)

Стихотворение получилось непонятное и смешное: русские судак, судок, судачить хорошо вторят английским un-dish-cover и dishcover. Д. Орловская весьма точно передает все построение кэрролловской загадки и лукавый каламбурный вопрос. В этом виде мы и предполагали включить это стихотворение в болгарское издание. Однако, когда работа над книгой была практически закончена, мы узнали, что некий Питер Саклинг из Нью-Йорка предложил в 1960 г. отгадку этого стихотворения. По его мнению, таинственная рыбка, лежащая на блюде под крышкой, есть не что иное, как устрица! Трудно сказать, что именно имел в виду Кэрролл, когда писал это стихотворение. Вполне возможно, что, в отличие от загадки про ворона и конторку, он просто утаил ответ на эту загадку от своих почитателей. Это было бы вполне в его духе!

Как бы то ни было, но Д. Орловская написала новый вариант для этой стихотворной загадки. На этот раз она ориентировала его на возможность ответа. В этом виде оно и вошло в издание 1967 г. и включено в настоящий том[258].

Возможно, наибольшую трудность для переводчика представляют нонсенсы Кэрролла. Порой их называют по-русски «бессмыслицами»; впрочем, это вряд ли точно передает специфику жанра.

Связанные со старинной английской традицией, уходящей в глубь фольклорного творчества, нонсенсы воспринимаются англичанами как неотделимая часть национального самосознания, как естественная форма образного мышления. Переводчику здесь приходится иметь дело с трудностями двоякого рода литературными и, пожалуй, в еще большей степени, психологическими, — ибо он во многом лишен внутреннего ориентира на родноязычные образцы; у него нет подлинной опоры ни в собственной практике, ни в практике своей аудитории.

«They told me you had been to her,
   And mentioned me to him:
She gave me a good character,
   But said I could not swim.

He sent them word I had not gone
   (We know it to be true):
If she should push the matter on,
   What would become of you?

I gave her one, they gave him two,
   You gave us three or more;
They all returned from him to you,
   Though they were mine before.

If I or she should chance to be
   Involved in this affair,
He trusts to you to set them free,
   Exactly as we were.

My notion was that you had been
   (Before she had this fit)
An obstacle that came between
   Him, and ourselves, and it.

Don't let him know she liked them best,
   For this must ever be
A secret, kept from all the rest,
   Between yourself and me».

Эти стихи читает в качестве обвинения Белый Кролик в сцене суда (гл. XII «Страны чудес», «Алиса дает показания»). При всей четкости грамматической конструкции, использовании простейших слов и прозрачном построении фразы стихи эти остаются на удивление «темными» по смыслу. Английская лексика, вообще говоря, гораздо нейтральнее по тону, в большей степени лишена эмоциональной окраски по сравнению с русской. Для передачи особого, «аналитического» духа этого стишка переводчику требуется немалое мастерство.

Д. Орловская, как нам кажется, нашла удачное решение, переводы ее в должной мере «безличны» и в то же время точны при общей «абстрактности» смысла. Они лишены каких бы то ни было «дополнительных», привнесенных интонаций. При этом в них словно брезжит какой-то смысл, словно проглядывает какой-то намек, который так и остается намеком, не получая никакого логического или рационального завершения.