— Да, Индия, я так и думаю.
— И ты был в детстве скучным? — Она повернулась ко мне и одним движением уронила ключ в сумочку.
— По сравнению с моим братом — да. Я был скучный и хороший. Росс был плохой и интересный. Но очень плохой. Иногда просто злобный.
Протянув руку, она сняла нитку с моего пальто.
— Возможно, потому-то родители и уделяли ему внимания больше, чем тебе.
— Потому что он был плохой?
— Нет, потому что ты был скучный.
После такой долгой солнечной ванны на лестнице было сыро и темно. Я решил не отвечать на обидное замечание Индии. Она прошла вперед, и я смотрел, как ее ноги поднимаются по лестнице. Они были очень красивые.
В квартире царил кавардак. Я впервые был здесь с того дня, когда умер Пол. Картонные коробки на полу, на кушетке, на подоконнике. Бесцеремонно запихнутая в них мужская одежда и обувь, из некоторых торчали носки, галстуки и нижнее белье. Три коробки в углу были заклеены широким коричневым скотчем и сложены друг на друга. Ни одна не была подписана.
— Это все вещи Пола?
— Да. Похоже на распродажу, правда? Мне было так неприятно, когда я открывала шкафы, выдвигала ящики и повсюду видела эти вещи, и я решила собрать все вместе и раздать.
Она зашла в спальню и закрыла за собой дверь. Я сел на край кушетки, робко заглянул в открытую коробку на полу у моих ног и узнал зеленую спортивную рубашку, которую Пол часто носил. Она была выглажена и в отличие от всего остального в коробке аккуратно сложена — поверх каких-то коричневых твидовых брюк, которых я никогда раньше не видел. Бросив быстрый взгляд на дверь спальни, я вынул рубашку и провел по ней рукой. Снова взглянув на дверь спальни, поднес рубашку к носу и понюхал. Никакого запаха — после стирки на ней не осталось ни частицы Пола Тейта. Я положил ее обратно и машинально вытер руки о штанины.
— Я выйду через минуту, Джо!
— Не торопись. Я тут как-нибудь справлюсь.
Я уже собрался встать и заглянуть в другие коробки, когда услышал, как дверь открывается. Индия высунула голову, и прежде чем встретить ее взгляд, я мельком заметил черное белье.
— Джо, не подождешь еще чуть-чуть? Я чувствую себя такой грязной после всего… Хочется залезть в душ. Я мигом. Хорошо?
Я представил себе, как она стоит голая под душем, блестящая от воды, и потому ответил не сразу:
— Конечно, разумеется. Валяй.
Я подумал о «Лете сорок второго» [59], где красивая молодая женщина соблазняет мальчика, узнав, что ее муж погиб на фронте. Плеск воды в душе вызвал у меня мощную эрекцию. От этого я почувствовал себя извращенцем и ощутил вину.
Перешагнув через коробку поменьше, набитую всевозможными письмами и счетами, незаполненными зелеными чековыми книжками и т. д., я запустил туда руку и взял горсть перьевых ручек. Пол писал только перьевыми ручками, и, глядя на них, я захотел взять одну на память — не спрашивайте почему. Потом произошла странная вещь: я испугался, что если попрошу у Индии, то она откажет, и решил просто стащить одну, ничего ей не говоря. По натуре я не вор, но на этот раз даже не колебался. Одна из ручек была толстая, черная с золотом. Она выглядела старой и солидной, а на колпачке было написано «Montblanc Meisterstuck No. 149». В коробке были еще две похожие ручки, и я решил, что даже если Индия решит оставить их, то пропажи все равно не заметит. Я засунул ручку себе в карман и подошел к окну.
Душ затих, и я прислушался к новым тихим звукам. Я пытался представить, что Индия делает: вытирает волосы или пудрит руки, плечи, груди.
Женщина в окне напротив, увидев меня, помахала рукой через двор. Я помахал ей в ответ, она помахала снова. Я подумал, не приняла ли она меня за Пола. Что за пугающая, тягостная мысль! Женщина продолжала медленно махать. Она напомнила мне подводный коралл, и, не зная, что делать, я отвернулся и сел на кушетку.
— Джо, я тут думала, чем же мне хочется заняться.
— И чем же?
— Тебе это страшно не понравится.
Посмотрев на закрытую дверь, я задумался, чем же это таким она может заняться.
Через несколько минут Индия вышла из спальни в серой трикотажной фуфайке с капюшоном, старых джинсах «левис» и кроссовках. Ей хотелось пробежаться вдоль реки. Она сказала, что сопровождать ее, если я не хочу, вовсе не обязательно — она уже пришла в себя. Ей хотелось «на несколько миль очистить» свой организм. Это определенно имело смысл, и я сказал, что составлю ей компанию. Мы прошли от их дома к дорожке вдоль Дунайского канала, длинной и прямой, прекрасно подходящей для бега. Я сел на деревянную скамейку и раскрыл взятую с собой книгу, а Индия потрусила прочь. Над рекой разрозненными стайками вились чайки, то и дело пикировавшие к самой воде. Несколько стариков караулили у парапета с удочками; время от времени мимо проходила какая-нибудь пара с детской коляской. Все мы были прогульщики.
Зная, что Индия убежала, вероятно, на полчаса, не меньше, я смотрел на воду и размышлял о том, что же будет теперь. Долго ли Индия еще пробудет в Вене? А если уедет, то захочет ли взять меня с собой? И захочу ли я уехать с ней?
До знакомства с Тейтами мне было неплохо здесь. Я сам точно не понимал, как был счастлив, но когда приспособился к ритму этого города, полностью осознал, что неплохо устроился.
Чего ей захочется через пару месяцев? Куда она решит отправиться? При всем своем обаянии Индия была неугомонна, и ее ощущение чуда требовалось постоянно подпитывать новыми раздражителями. Допустим, она захочет взять меня с собой — но что, если в Марокко или Милан? Поеду я? Все брошу и уеду из-за ее каприза?
Я упрекнул себя за такую уверенность. А то, как я уже вычеркнул Пола из наших жизней, — это просто неприлично.
Я извлек из кармана авторучку. Если посыпать ее порошком, то можно где-нибудь найти отпечатки его пальцев. Скажем, левого большого пальца или правого мизинца. Я поднял ручку к бледному солнцу и увидел внутри чернила. Чернила, набранные
В стороне послышался топот кроссовок, и я еле успел спрятать ручку. Лицо Индии раскраснелось, и она тяжело дышала открытым ртом. Я обернулся к ней, и, к моему удивлению, она подбежав и положила руки мне на плечи.
— Сколько времени прошло?
Я посмотрел на часы и сказал, что двадцать три минуты.
— Хорошо. Полегчать — не полегчало, но теперь, по крайней мере, я утомилась, а это помогает.
Она, подбоченясь, посмотрела на небо, потом чуть отошла и встала, тяжело дыша.
— Джои? Наверное, мы сейчас думаем об одном и том же, верно? Но мы можем по крайней мере пока не говорить об этом?
— Индия, нам некуда спешить.
— Я знаю, и ты знаешь, но скажи это маленькому бесенку у меня внутри, который все твердит, что я должна сейчас же во всем разобраться и все решить, чтобы сразу же начать новую жизнь… Скажи ему это. Смешно, правда?
— Да.
— Знаю. Хочу попытаться не обращать на него внимания и приложу к этому все силы. Ну с какой стати я должна беспокоиться о том, что и как будет? Что я, сумасшедшая? У меня только что умер муж! А я снова пытаюсь все наладить, в тот же день, как его похоронили!
