учреждение или кладбище. Или и то, и другое, и третье одновременно.
Маккейб остановил машину на одном из множества свободных парковочных мест у главного здания и заглушил двигатель. Всю дорогу он крутил компакт диск «Кул энд зе гэнг», и теперь в неожиданно наступившей тишине на сердце стало тревожно. Она словно подчеркивала: ну вот, приехали, пора и делать что-то.
Взглянув в зеркало заднего вида, он провел ладонями по волосам.
– Бип-бип. Ну и ну. Ни дать ни взять, старое английское поместье. Корчат из себя прямо какое-то «Возвращение в Брайдсхед». Нет, я сюда болеть не поеду, дудки. Они тут наверняка день напролет занимаются клизмотерапией.
Я выглянула в окно.
– Вы уверены, что она здесь? Место совершенно не в ее духе.
– Согласен, но она тут.
Мы вышли из машины и побрели ко входу в санаторий по дорожке, усыпанной белоснежным гравием. Маккейб открыл дверь и пропустил меня вперед. Меня удивило, как много народу расхаживало по вестибюлю. Одни были в больничных халатах и тапочках, другие в повседневной одежде. Мы подошли к справочному окошку и спросили, как найти Франсес. Медсестра апатично нажала несколько компьютерных клавиш. Я взглянула на Маккейба. Он был хорош собой, нет вопросов. Мне не очень нравились его напомаженные волосы, но он производил ослепительное впечатление в двубортном костюме, белой рубашке, черном шелковом галстуке.
– Простите, но сейчас к ней никто не допускается. Маккейб вытащил свой жетон полицейского и показал ей. Когда он заговорил, голос его звучал негромко и дружелюбно, но всякий безошибочно распознал бы в нем властную нотку.
– Вы нам только назовите номер ее палаты и фамилию ее врача.
Женщина поежилась на своем стуле. Но ей ничего не оставалось, как подчиниться.
– Десять – шестьдесят три. Доктор Забалино.
– Забалино. Прекрасно. Спасибо большое.
Он взял меня за руку, и мы молча прошли через холл к лифту. Он нажал на оранжевую кнопку и стал разглядывать носки своих ботинок.
– Что, если она и правда слишком плоха и ей не до посетителей?
Двери лифта скользнули в стороны. Кабина оказалась пуста. Мы вошли в нее, и створки дверей быстро закрылись. Я нажала третью кнопку.
– Миранда, как давно вы знакомы с Франсес? – Он стоял почти вплотную ко мне, но я не возражала, потому что в этом не было ничего сексуального, ничего такого, что бывает между мужчиной и женщиной. Маккейб вообще предпочитал быть поближе к людям во всех ситуациях. Он имел привычку дотрагиваться до собеседника, легонько его подталкивать, похлопывать по плечу. По-моему, у него это выходило непроизвольно, вряд ли он отдавал себе в этом отчет. И в голосе его звучали такие доверительные нотки, что казалось, он много о тебе знает и можно, ничего не опасаясь, рассказать ему остальное. Он всегда находил способ быть поближе к тебе, и даже если ты сделал что-то плохое, его прикосновение или голос тебя поддерживали. Мне это нравилось.
– Недавно. Несколько месяцев. А что?
– Я ее знаю двадцать пять лет. Она самый независимый на свете человек. Но если она о чем-то просит, надо это делать во что бы то ни стало. Она позвонила и просила ее навестить. Бегом, Миранда!
Некоторые из дверей в коридоре были распахнуты. В одной из комнат на кровати лежал глубокий старик. Глаза у него были закрыты. Возле него на деревянном стуле сидела девочка. Подняв брови, она разглядывала большие красные часы на своем запястье. Она что-то говорила, обращаясь к старику, и я догадалась, что она вслух считает для него секунды. Он улыбался, хотя глаза его и оставались закрытыми.
Мы миновали еще две двери, и в следующей палате я не без испуга увидела маленькую черную собачку, сидевшую в одиночестве на аккуратно застланной постели. В комнате, кроме нее, как будто никого не было. Я не могла удержаться – прикоснулась к рукаву Маккейба и показала на собаку. Увидев собачку, он остановился и пригляделся внимательнее.
– Что за чертовщина?
Собака увидела нас и зевнула. Маккейб подошел к дверному проему и уставился на маленькую табличку с именем пациента.
– Фредерик Даффек. Даффек – это что, порода собак? Фредерик, где твой хозяин?
– Здесь. – Из-за распахнутой двери появился гигант средних лет, с совершенно лысой головой, кожа на которой сияла, словно намасленная. Одет он был в пижаму цвета старой слоновой кости. Маккейб нисколько не растерялся.
– Здравствуйте. Увидел вашу собаку на кровати и подумал было…
Мужчина положил свою огромную ладонь на грудь Маккейба, вытолкнул его в коридор и захлопнул дверь прямо у него перед носом. Фрэнни довольно посмотрел на меня.
– Просто хер знает что. Настоящий дурдом, а? Этот тип какой-то блаженный. Может, собака входит в его курс терапии?
– Может, поищем номер десять – шестьдесят три? Но прежде чем попасть в палату Франсес, мы увидели еще одну сценку, которая запечатлелась в моей памяти. Все двери дальше по коридору были закрыты, кроме одной, соседней с номером 1063. Она была распахнута настежь.
В комнате находилась молодая женщина. Она стояла к нам спиной. На ней был мешковатый черный спортивный костюм, и ноги она широко расставила, отчего становилась похожей на перевернутую букву «Y». Перед ней на полулежал огромный камень серо-синего цвета, яйцевидной формы, с шероховатой поверхностью. Зрелище само по себе было странным. А уж в этом тихом, неприветливом заведении оно
