— В некотором отношении — да, — признался он. — Когда я вижу, как все эти люди поздравляют своих матерей, я не могу не тосковать о своей.
— Расскажи мне о ней, — попросила Колетта; ей вдруг стало интересно, какой была женщина, воспитавшая этого человека.
На лице Тэннера появилось выражение нежности, которое ее растрогало. Он отхлебнул виски, поставил стакан на стол и обхватил его своими широкими ладонями.
— Ее звали Мария, и мне она казалась самой красивой на свете. От нее всегда хорошо пахло, и она почти всегда улыбалась и напевала. Она любила розовые розы и выращивала их в саду около дома; их там было очень много. Когда ветер дул с юга, она открывала окно, и весь дом наполнялся запахом цветов.
— Это прелестно.
— Она сама была прелестной... И не я один считал ее красавицей. Ее одной из первых выбрали Мисс Молочницей.
— Мисс Молочницей? — с интересом переспросила Колетта. — Что такое «Мисс Молочница»?
— В Фоксране ежегодно проходит большая ярмарка. Одну из молодых женщин выбирают Мисс Молочницей, и она представляет округ на разных мероприятиях. А в прошлом году Мисс Молочницей была Джина. — Тэннер усмехнулся. — Я понимаю, все это звучит как-то грубовато, но атмосфера там веселая.
— Мне это нравится, — отозвалась Колетта. — А твоя мама работала?
— Трудилась не покладая рук. Поддерживала весь дом.
— Значит, она относилась к традиционному женскому типу.
Колетту услышанное нисколько не удивило. Она догадывалась, что Тэннер воспитывался в традиционной консервативной семье.
— Целиком и полностью. — Он сделал еще один глоток и посмотрел на стакан с янтарной жидкостью с таким видом, словно именно там хранились его воспоминания о матери. — Ей нравилось заботиться о нас... Она готовила наши любимые блюда, украшала дом цветами и прочими штучками, которые и делают дом жилым.
— А вне дома она не работала?
— Нет. — В глаза Тэннера вернулись насмешливые искры. — Наверное, как женщина она состоялась в роли жены и матери.
— Это многое объясняет, — проговорила Колетта.
Тэннер вопросительно изогнул бровь.
— Объясняет что?
— Это объясняет, почему тебе не нравятся работающие женщины. Ты, наверное, из тех неандертальцев, кто любит, когда жена у него босая и беременная.
Он подался вперед, и его бодряще чистый запах, который так манил Колетту, одолел витавшие в воздухе ароматы горячих блюд.
— Не совсем так. Просто я из тех мужчин, кому нравится, когда жена часто бывает беременной.
Слушая его густой низкий голос, Колетта чувствовала себя так, как будто только что сделала большой глоток из его стакана с виски.
А он снова откинулся назад. Его лицо приняло довольное выражение.
— Точнее говоря, так будет, если я когда-нибудь вздумаю жениться, — добавил он.
Колетта подумала, что от этих дьявольски сексуальных глаз и этого магнетического голоса растаял бы лед в Антарктике.
Официантка поставила на стол салаты и корзинку с булочками. Когда она снова отошла, Тэннер попросил Колетту:
— Теперь ты расскажи мне про Лилиану. Ты как-то сказала, что она была бы рада отделаться от тебя еще шестилетней. Что ты имела в виду?
Колетта подхватила вилкой маленький помидор и задумалась.
— Лилиана, в отличие от твоей мамы, не находила удовольствия в том, чтобы возиться с ребенком или создавать домашнее гнездышко. — Бесконечное количество раз Колетте приходилось слышать: «Потрудись», «Отстань», «Не приставай ко мне». — Ее то не было дома, то она была занята, то спала, и так большую часть времени в течение всего моего детства.
— Она где-нибудь работала?
Колетта кивнула.
— Да, только подолгу на одном месте не задерживалась. Ей казалось, что работу можно соединять с удовольствиями. Она начинала встречаться с кем-нибудь из коллег или даже с начальником, а когда роман прекращался, впадала в уныние, и ей приходилось оставлять работу. — Колетта рассеянно передвинула кусочек лука с одного края тарелки на другой. — Мне всегда было ее чуть-чуть жаль.
— Почему?
Колетта отложила вилку, и ее взгляд встретился с взглядом Тэннера.
— В ней всегда проявляется какое-то безрассудство, когда дело касается мужчин. Она ведет себя так, как будто ее жизнь оборвется, если она не будет связана с мужчиной. Когда она ни с кем не встречалась, то целые дни проводила в постели. Она была слишком подавлена, чтобы даже встать.
Тэннер накрыл ее руку своей ладонью.
— Наверное, тебе было тяжело. Детям всегда хочется верить, что они для своих родителей — главное.
Его греющий взгляд и прикосновение ладони тоже нелегко выносить. Колетта вздрогнула и убрала руку.
— Ты только пойми меня правильно: мое детство не было кошмаром. Меня не били, не оскорбляли...
Она не хотела больше говорить о Лилиане, больше всего на свете ей хотелось одного: чтобы прекратилась сладкая ноющая боль животе, вызванная его теплым взглядом.
Тэннер откинулся на спинку стула. То немногое, что Колетта рассказала ему о своей матери, глубоко его тронуло. А еще глубже тронуло то, о чем она не рассказала.
А не рассказала она ему о мучительном одиночестве заброшенного ребенка. Но эхо этого одиночества в ее голосе он расслышал. В ее карих глазах была печаль, хотя о печали она не произнесла ни слова.
А когда он встал и обнял ее, желая хоть как-то ее утешить, то, к своему изумлению, почувствовал в ней родное существо.
— Мой отец был человеком тихим, — сказал он, отвечая на очередной ее вопрос. — Он подолгу работал на ранчо и значил для меня и для Джины меньше, чем мама. Но это был добрый человек, он любил нас и обожал маму.
— Я уверена, что они воспитали тебя правильно, — сказала Колетта. — Не всякий молодой мужчина в двадцать один год был бы готов стать главой семьи и принять ответственность за ребенка.
Тэннер пожал плечами и отпил глоток виски.
— Вопрос так вообще не стоял, — сказал он. — Других родных, каких-нибудь тетушек-дядюшек, у нас нет, позаботиться о Джине было некому, а я, естественно, не согласился бы на то, чтобы она воспитывалась в приюте. Как только мне сообщили о гибели родителей, я собрал вещи и вернулся домой.
— Вернулся домой?
Тэннер кивнул.
— Я в то время был в Лоренсе, учился на предпоследнем курсе Канзасского университета. Не смотри на меня так, — добавил он, улыбаясь. — Ты-то думала, что я придаю такое значение образованию Джины, так как хочу вроде бы правильно прожить в ней свою молодость.
Колетта заулыбалась, и на ее щеках появились очаровательные ямочки.
— Именно так я и думала.
— А это неправда. Я не проживаю вторую молодость через молодость Джины хотя бы потому, что не считаю свою молодость загубленной. Я не чувствую, что принес какую-то жертву, когда прервал учебу и взял на себя заботы о сестре и о ранчо. Идея насчет моей учебы принадлежала нашим родителям. Сам я хотел просто работать на ранчо.
— И поэтому ты не можешь смириться с тем, что Джину может устраивать работа в магазине?
