– Скажи, а твоя мама куда денется? – спросил я в очередном приступе паранойи.
– Она поедет к мачехе, – ответила Надя.
– К мачехе?
– Да. Она дружит с моей мачехой. Со второй папиной женой. Так что она согласилась поехать к ней сегодня.
– И это нормально? Может, нам все-таки стоило поехать ко мне в гостиницу?
– Не поедем мы ни в какую гостиницу, – сказала Надя.
И уже поймала частника.
Вот машина остановилась, Надя поговорила с водителем. Всего за сто рублей он нас довезет. Надя села спереди, чтобы объяснять дорогу. Я уселся сзади, положил на сиденье Надину статуэтку (статуэтка – «Птица», свидетельствующая о том, что Надя лучшая молодая поэтесса года) и коробку с карманным компьютером – мой приз финалиста премии.
Я не был главным молодым писателем короткой прозы, но мне тоже перепала денежная премия – меня признали «Голосом» моего «поколения». В ближайшие несколько дней мне на сберкнижку придет тысяча долларов. Двадцать семь тысяч рублей вроде должно получиться или больше. Ну и еще я надеялся сбагрить свой карманный компьютер за четыреста долларов. Надя, моя девушка, получит две тысячи. Я слетаю домой, все улажу и вернусь. Вот мы и заживем, на первое время хватит. Я чувствовал наступление будущего, приближение взрослой жизни писателя. Об этом я мечтал так же сильно, как в детстве мечтал заняться сексом.
Надя была счастлива, она говорила с водителем, как со своим хорошим знакомым. Сказала, что мы сейчас получили по литературной премии. Я вообще-то не люблю таких выходок, не люблю, когда кто-то так обращается к первому встречному. Но Надя, хоть и старше меня, была совсем как ребенок. У нее это выглядело мило и естественно. К тому же я тоже был в хорошем настроении. Мы подъезжали, и Надя позвонила маме.
– Мы уже близко, – сказала она в мобильник и стала слушать, что там ей говорит мать, – хорошо. – Выключила мобильник и сказала водителю:
– Вы сейчас подождете пять минут?
Ее мама должна была спуститься, и тогда водитель подвезет ее тоже. Мы остановились возле подъезда. Надя заплатила водителю. У меня с собой не было денег – остались в гостинице, – те, что я получил с учредителей, копейка в копейку, показав авиабилет; я должен был их отдать отцу, но теперь я разбогател на двадцать семь штук и мог позволить себе тратить оттуда.
Надя зашла в подъезд. Я остался стоять на улице, пока она не выйдет и не посадит маму в машину. Мы молча курили с водителем, я и не пытался с ним заговорить – как только Надя ушла, я и он стали теми, кем были: двумя незнакомыми людьми. Через пять минут вышли Надя и ее мама.
– Здравствуйте, Ксения Константиновна. – Я повторил приветствие плюс Имя и Отчество мысленно раз пятьсот, пока их ждал. «Ксения Константиновна» – только не забудь, – «здравствуйте, Ксения Константиновна»…
Надина мама оглядела меня с ног до головы.
– Он? – спросила она у Нади. Судя по тону, Надина мама была отвязная начальница. Она спросила у меня:
– Мясо умеешь готовить?
Я на секунду задумался от неожиданного вопроса. Но решил сказать:
– Умею.
– Есть свинина, приготовь и накорми Надю. А то она не умеет готовить мясо.
– Конечно, – сказал я. Я почувствовал облегчение, что знакомство с мамой проходит так гладко.
Надина мама села в машину, Надя получила несколько напутствий, попрощалась и захлопнула дверцу машины.
– Мама смотрела сюжет по «Культуре». Там показали только короткий ролик и в нем показали тебя, – сказала Надя, когда мы поднимались по лестнице.
– Ты выходил на сцену, мама сказала, что ей понравилось, как ты выходил, – сказала Надя, пока мы разувались и снимали куртки.
Надина мама тонко пошутила, скорее всего. От многодневного пьянства у меня уже ноги подкашивались и начались боли в кишечнике. Выходил на сцену я недостаточно опохмелившимся. Меня вызвали неожиданно самым первым. Я выкарабкался, пробормотал какую-то хреновину в микрофон, поблагодарил, кого следовало, и быстро ретировался…
Я зашел в туалет помыть руки. Надя все еще стояла в коридоре, хоть уже и разулась и сняла куртку. Она смотрела, как я мыл руки, и смотрела так, как на меня еще никто не смотрел. Я вышел, по дороге поцеловал ее только чуть, она тоже зашла вымыть руки, а я прошел в единственную комнату, включил свет и огляделся.
– Тут беспорядок, – сказала Надя, уже очутившись рядом, – просто мы сейчас в основном живем не здесь.
Квартира была в состоянии перманентного ремонта. Вместо кровати на полу лежал огромный широкий матрас – с виду очень удобный. Гладильная доска, телевизор, пара стульев и куча хлама. А также упакованные в бумагу Надины поэтические книжки. Я достал книжечку из вскрытой пачки и принялся читать. Надя тем временем пошла ставить чайник на кухне и гремела чем-то. Стихи ее были хороши, насколько я могу судить о стихах.
– Сколько книжек я могу себе взять? Я же буду дарить всем и говорить, что это моей любимой невесты книга! – крикнул я.
Надя зашла в комнату и поцеловала меня. Мы легли на матрас, он действительно оказался очень удобным. Она потянула меня на себя. Я встал и пошел за презервативами, которые лежали в куртке. Большая пачка.
Летом я переспал с одной дурой по имени Жанна, и она пустила слух, что я заразил ее трихомониазом. Никаких признаков у меня не было, но я не хотел рисковать. Меньше всего мне хотелось бы заразить чем-то Надю.
Было хорошо. Когда мне показалось, что она кончила, я тоже поспешил. Давно я не занимался сексом в презервативе, и на этот раз мне даже понравилось. Что-то в этом было – как будто это делало нас взрослыми.
Мы отдышались немного, Надя сказала:
– В холодильнике есть сок.
И мы, голые, вышли на кухню.
– Смотри: синий, – сказала она. Я посмотрел вниз: я был в синем презервативе. Первым мне попался синий гондон из пачки Contex color. Меня тоже развеселило, как в нем выглядел член. Я выпил сока, выкинул презерватив и пошел в ванную подмыться.
Я сказал Наде, что, как только проснусь, обязательно пожарю ей мясо. Сейчас недельная усталость навалилась на меня. Я уже лежал, не мог пошевелиться и еле ворочал языком, но из последних сил сказал Наде:
– Ты очень хорошая. Мне хорошо с тобой очень.
Надя обняла меня, но у меня даже не было сил ее обнять в ответ. Я услышал издалека, как она сказала:
– Никуда ты не улетишь. Я тебя не отпущу.
Когда я проснулся, она уже сама приготовила поесть. Все у нее нормально получилось, я не знаю, что там наговорила ее мать. Мы перекусили, занялись любовью, еще перекусили, я взял себе несколько ее книжек, и мы поехали в гостиницу. Время уже было далеко за полдень. Нужно было выписываться из гостиницы, встретиться со всеми другими писателями-финалистами, выпить с ними, нужно было попрощаться и собирать манатки. Нужно было возвращаться домой. У меня был билет на одиннадцать вечера.
В баре мы прощались с другими участниками премии и обменивались подарками. Безделушки, шапки. Я отдал футболку, старую зачетную книжку, оставшуюся еще с филфака (не знаю, откуда она была при мне). Надя все это время не хотела меня отпускать, смотрела на меня, как еще никто не смотрел, как на чудо
