волоса зазор между ними. Пальцы человека стальной хваткой стиснули подлокотники кресла.
И вот стрелка коснулась красной черты, наползла на нее, миновала… и, упершись в правый конец шкалы, замерла. Тишина ничем не нарушалась. Последний снаряд войны уже не мог взлететь.
Солнце уже поднялось, когда Улисс с Полифемом выбрались, наконец, из тумана. Улисс оглянулся и увидел долину совсем такой же, как в первый раз. Высокие отвесные стены, освещенные восходящим солнцем, казались розовыми, туман клубился кипящим морем. Улисс перебросил автомат за спину и, бережно прижимая к груди коробку с ампулами, зашагал, догоняя своего спутника, в гору.
Ксана, думал он. Жива еще, может быть, Ксана!..
Охота была сегодня удачной, и соплеменники после сытной трапезы мирно спали. Лобастый, повернув голову к закату солнца, тоже лежал. Но ему не спалось. Он смотрел на кроваво-красный шар, коснувшийся краем леса, — шар всегда будил в нем любопытство.
Лобастому приходилось сталкиваться с огнем при лесных пожарах. Его соплеменники метались в ужасе а он не сводил с огня завороженных глаз, замирал на месте. Опытный вожак не терялся и всегда выводит в безопасное место, но сперва находил Лобастого и крепко тряхнув за загривок, вел за собой. Звериным чутьем чувствовал вожак, что молодой самец в чем-то превосходит всех. Поэтому берег вожак Лобастого, видел в нем достойную себе замену.
Глядя на багровый шар, Лобастый вспоминал пожары и смутная мысль о единстве того и другого не давала ему покоя. Туда, в сторону заката, вожак не водил. Там жил Страх. Иногда он вторгался во владения его собратьев в виде странных существ. И тогда среди местных жителей, больших и маленьких, возникала паника. Пришельцы были чужими в этом мире. После них оставались поломанные, изувеченные неведомой силой деревья, убитые звери и птицы. Однажды они едва не погубили все племя. Всех, в том числе и впервые растерявшегося вожака, спас Лобастый — он хладнокровно провел их через страшное Красное Кольцо сжимавшееся ко всех сторон. Соседнее же племя пришельцы уничтожили полностью — оттуда долго доносился хищный клекот страшных убийц.
Любопытство влекло Лобастого к местам их временных стоянок, он часто осматривал их. Подолгу стоял над участками выжженной травы. Однажды за Лобастым пошел вожак, но все время, пока тот ходил по стоянке, промтоял с краю, глядя в сторону заката…
Багровый шар исчез за лесом. Начало темнеть. Лобастый лежал в прежней позе. В голове у него рождался план — в эту ночь, свободную от охоты, он решил сходить на разведку туда, где спрятался багровый шар. Лобастый знал, что там его ждет Страх. И Страх, переданный Лобастому тысячелетним опытом предков, при одной мысли о Пришельцах заставлял его жаться к земле. Но именно надежда на встречу с ними заставила Лобастого встать. Он встряхнулся, покосился на вожака, осторожно прошел между спящими и углубился в лес. В спасительной чаще леса он чувствовал себя спокойно. Но шел Лобастый ходко, и лес быстро кончился. Дальше расстилалось огромное поле, явно несшее на себе следы Пришельцев. Чуть сбавив шаг, Лобастый осторожно пошел через поле в сторону виднеющейся вдали странной скалы. Неожиданно выглянула луна, и он всем телом почувствовал, как резко выделяется на залитой серебристым светом голой земле. Нарастающий Страх прижимал Лобастого к колючей траве. Ближе к скале все вокруг уже буквально кричало о присутствии страшных существ: мертвые пни, раздробленные камни, резко пахнущие странные предметы. И Страх буквально вдавил Лобастого в землю. Лишь огромным усилием воли он подавил в себе страстное желание бежать без оглядки назад и осторожно пополз к скале…
Самым тщательным образом изучил Лобастый скалу — жилище Пришельцев. Он быстро понял, что это именно жилище. Но многого понять так и не смог: долго смотрел на шары и кубики, разбросанные по песчаной площадке, поражался их совершенной форме. Удивляли его и другие странные камни, а один заинтересовал больше других. На его плоской и гладкой поверхности странным образом помещался один из обитателей леса. Бестелесный, многократно уменьшенный зверек смотрел на него бусинками неподвижных глаз. Вроде его и нет, а тем не менее вот он, под носом… Лобастый осторожно потрогал зверька, попробовал сдвинуть его в сторону. В звенящей тишине оглушительно зашуршало. Лобастый отпрянул от камня, не сводя с него глаз. А там был теперь Другой обитатель леса, на которого так любили охотиться его собратья. И Лобастый, не обращая внимания на шум, опять сдвинул зверька. Рассмотрев очередное изображение, он уже смелее толкнул его в сторону, освобождая место новому.
Забыв обо всем, завороженно изучал Лобастый открывающиеся перед ним картинки из загадочного и одновременно знакомого мира. На многих изображены сами Пришельцы. И в их руках словно оживали предметы, которые только что Лобастый видел вокруг жилища. В голове у Лобастого возникал более понятный, а поэтому менее страшный образ Пришельцев.
Лобастый не заметил, как наступил рассвет…
Он был убит на месте. Мужчина с дымящимся ружьем в руках подошел к молодому волку, уронившему странно большелобую голову на детскую книжку с картинками. Кровь из простреленной головы залила страницы. К мужчине бежала маленькая девочка, звонко крича:
— Папа! Папа! — Подбежав, она долго смотрела на волка, потом повернулась к отцу. Глаза ее заполняли слезы:
— Папа, зачем ты его убил? Он читал мою книжку…
Отец удивленно посмотрел на девочку, постоял, о чем-то раздумывая, потом опустился на колени перед убитым. Но в тускнеющих глаза уже ничего не увидел…
— Не смей лазить в гнездо! — испуганно кричала Мария Николаевна мужу.
— Еще чего выдумала, не смей, — одышливо огрызался тот, волоча расшатанную приставную лестницу к старой березе. — Еще как посмею! Воровка!
Последнее слово относилось уже не к Марии Николаевне. Чуть выше гнезда, похожего на лохматую кавказскую папаху, нервно стрекотала гладкая черно-белая сорока. Она возбужденно подпрыгивала на ветке и с ненавистью смотрела на Петра Егоровича, пытающегося поустойчивее прислонить длиннющую лестницу к стволу.
— Я тебе покажу, как чужие вещи таскать! — пыхтел почтенный муж, при каждом шаге наверх задевая объемистым животом за очередную перекладину. — Разорю все к чертовой матери!
Сорока стала сущим наказанием. Поселилась она на дачном участке, видимо, еще зимой и в марте радостным стрекотом встретила первых приезжающих. Свои преступные наклонности проявила сразу же, перетаскав у задумавшего весенний ремонт Петра Егоровича половину новеньких гвоздей из ящика с инструментами. Затем начались кражи похуже.
И вот сегодня, когда в ожидании гостей Мария Николаевна решила замесить тесто для вареников с клубникой и, сняв обручальное кольцо, чтобы не мешало, положила его на подоконник, сорока снова оказалась тут как тут. Ликующе треща крыльями, она взмыла над домом, не обращая внимания на причитания Хозяйки, повертелась, красуясь, на коньке крыши, дабы бегающие внизу недотепы смогли полнее осознать горечь потери, а потом преспокойно перелетела в свое воровское гнездо, и долгое время из него торчал лишь ее хвост. Очевидно, она старалась понадежнее припрятать новое приобретение.
Вот тут терпение у Петра Егоровича лопнуло окончательно. Он потрусил к сараю за лестницей, а следом за ним, пытаясь отговорить мужа от опрометчивого шага, засеменила и Мария Николаевна, машинально на бегу вытирая мучные руки о полосатый фартук.
Сейчас она стояла у березы и умоляла Петра Егоровича быть поосторожнее. Как это часто бывает у
