рисунку характеров своих героев.
В том-то и причина успеха М.Михеева — в психологическом обосновании поступков персонажей.
Обратим внимание на еще одну грань повести: жанр детектива позволил автору пусть бегло, но затронуть темы, которые в годы работы над “Тайной” были, мягко говоря, весьма непопулярными.
Некоторый иронический оттенок в описании размеренной и расписанной до минут жизни Виталия Вихорева, крупного работника министерства, его квартиры, уставленной безделушками, — очевиден. Этот иронический оттенок усиливается портретом Вали, о котором Зина сообщает Дмитрию Вихореву:
“— Он юрист. Институт закончил в прошлом году. Сейчас у дяди Вити в министерстве работает.
— Вот как? — удивился дядя. — Уже в министерстве?
— Да, консультантом.
— И уже консультантом!.. Так, так. Верно, очень способный юноша?
Его ирония наконец дошла до Зины.
— Тебе как будто и это не нравится?
— Ну, что ты — я думаю, у него чудесная работа. Спокойная — неврастении не наживешь… Оклад, наверное, приличный…”
Эту иронию Дмитрия Вихорева разделяет, безусловно, и автор. Ведь, в самом деле, “способный” юноша: не успел закончить институт, следовательно, не имеет никакого производственного опыта, мало- мальской практики, но это не мешает ему не только стать сотрудником министерства, но и занять должность консультанта, т. е. человека, дающего советы по своей специальности.
Фейерверк остросюжетных эпизодов, следующих один за другим, нигде не становится самоцелью: М.Михеев неизменно следует своему принципу — сочетать цепь интригующих приключений с психологическим обоснованием каждого шага своих героев.
В итоге писатель выстраивает шкалу дорогих ему моральных ценностей.
Но, отмечая порой печать прошедших лет на том или ином авторском решении, будем объективны: в гораздо большей степени писатель отошел от общепринятых схем, смело искал новые пути и во многом предвосхитил будущее, которое утверждается сегодня.
И все же, при всей причудливости, с какой переплелись в повести старое и новое, нужно сказать: М.Михеев прямо и честно выдвигает свои оценки, подчас весьма далекие от официальных. Те, кто помнит сравнительно недавние годы, признает, что даже сдержанное упоминание о двух правдах (скажем, правды жизни и правды искусства или правды истории и субъективной правды литературного героя) требовало мужества: если не общепризнанным, то общеупотребительным стало положение о единой унифицированной правде, а что сверх того — то от лукавого. Если искать сегодняшние термины для обозначения позиции М.Михеева в давно написанной повести, я бы предложил формулу: приоритет общечеловеческого над социальным, нравственных критериев — над черно-белой тенденциозностью.
Завершая разговор о “Тайне белого пятна” и признавая повесть значительной вехой в творчестве М.Михеева, обратим внимание на его возросшее языковое мастерство.
В “Вирусе В-13” не было — да и не могло быть — живых красок в языке персонажей: ведь действие в основном развертывалось в иноязычной языковой стихии. В большей или меньшей мере, но читатель как бы получал “перевод с иностранного” — поскольку речь героев автор “перелагал” на русский язык.
В “Тайне белого пятна” обращение к героям, живущим в России, позволило писателю использовать различные пласты живого русского языка, и читатель с благодарностью отметит это.
Может быть, именно сейчас будет уместно назвать имя давно ушедшего Евгения Филипповича Иванова, старого новосибирского писателя и журналиста, на своем долгом веку доброжелательно помогавшего многим и многим молодым авторам. Он, тонко чувствовавший язык, человек чудесной доброты и отзывчивости, которого почти все знали как Филиппыча — этим именем он подписывал не только свои газетные и журнальные публикации, но и немногочисленные книги, — был первым рецензентом и рукописи М.Михеева “Вирус В-13”. Когда повесть готовилась к публикации в молодежной газете “Большевистская смена”, Е.Ф.Иванов выступил в роли первого редактора и со свойственным ему бескорыстием делился с молодым автором “секретами” языкового мастерства. М.Михеев и сегодня с благодарностью вспоминает уроки одного из своих первых литературных учителей: “благодаря Евгению Филипповичу, — говорит он, — я понял, какой силой может обладать точно найденное слово”.
Не напрасными оказались уроки Е.Ф.Иванова — повестью “Тайна белого пятна” автор убедительно доказал это.
На протяжении своего творческого пути М. Михеев испробовал многие литературные жанры, и надо сказать, что ему никогда не изменял читательский успех.
Может быть, поэтому в наработанном им литературном “багаже” сравнительно легко разнести по графам все, им написанное: автор, испробовав свои силы в новом для себя жанре, как бы проверял на последующих попытках — а можно ли лучше, не была ли удача случайной.
После “Лесной мастерской” он пишет еще одну стихотворную сказку “Московский состав”, а затем — “просто стихи” для детей “Главное правило”. Обратившись к прозе и по-прежнему имея в виду юную аудиторию, он создает школьную повесть “Клуб ЮЭТ”, спустя годы перерабатывает ее в повесть “Президент пионерского клуба”. К этим книгам примыкает повесть “Капитаны 8а” — тоже о школе. Затем следует полоса приключенческих книг — “Вирус В-13” и “Тайна белого пятна”. Эта закономерность — обращение к одному жанру на протяжении ряда лет — подтверждается в писательской практике М.Михеева постоянно. Однако есть книга, которая в его творчестве стоит особняком. Это — путевой очерк “Дорога идет на перевал”. Единственный путевой очерк, написанный им.
Пожалуй, это произведение — наименее известное среди других его произведений: оно издавалось отдельной книгой лишь однажды (Новосибирск, Зап. — Сиб. кн. изд-во, 1962). Эта книга важна не только сама по себе, а еще потому, что в ней проявилось то, что незаметно созревало в душе писателя — может быть, незаметно для него самого, и затем предопределило целый пласт его творчества.
Понимая всю самонадеянность подобного вывода (тем более что этот вывод нетрудно опровергнуть одним авторским “нет”), все же попытаюсь обосновать его.
Сюжет очерка “Дорога идет на перевал” достаточно полно определен самим заглавием — это путевые записки автотуриста, который совершает с двумя своими спутниками путешествие из Новосибирска на Горный Алтай.
Собственно говоря, “внешний сюжет” определяется перемещением в пространстве — от Новосибирска до Телецкого озера, а затем по Чуйскому тракту.
Писатель с первых же страниц видит в своем читателе друга, которому, конечно же, будут интересны даже не самые существенные подробности — ведь всегда рассказ о путешествиях, тем более от первого лица, не оставляет близких людей равнодушными. Отсюда — доверительность интонации, юмор, непринужденность повествования.
“Внутренний сюжет” строится на очень мирном конфликте: повествователь давно и на всю жизнь полюбил Горный Алтай. Второй участник путешествия — Севка. “По паспорту он Всеволод, я зову его просто Севкой, хотя такое имя, пожалуй, плохо ему подходит — у Севки весьма представительная внешность, восемьдесят пять кило веса, философский склад ума и преждевременная лысинка на макушке. Он доцент, преподает в институте высшую математику…”
Надо ли пояснять, что Севка свои отпуска проводил на берегах Черного моря и не мог взять в толк, чем может привлечь Алтай, дорожный дискомфорт и прочие трудности пути. Только отсутствие курортной путевки сделало Севку — почти вопреки его воле — участником экспедиции.
На протяжении всей поездки идет борьба за Севкину душу. Неравнодушный участник этой борьбы — третий участник поездки, Костя, долговязый мотоциклист, решивший пройти весь маршрут по Горному Алтаю на своем стареньком мотоцикле. Он, в отличие от скупого на слова Севки, восторженно многоречив, и этот поединок трех чуть очерченных характеров придает дополнительные краски очерку.
Хотя автор не раз напоминает, что он — человек сдержанный, уже околдованный красотой алтайских гор, и потому не склонен к восклицаниям и преувеличениям, его восхищение то и дело прорывается на страницах книги. “Изумленный и восторженный, я ехал по отличной дороге, проложенной среди скал, деревьев и бушующей воды, — так М.Михеев описывает свое впечатление от первой поездки по
