вокруг — и я, читатель, оказываюсь во власти иллюзии, я “вижу” будущее…
А теперь посмотрим, как воздействует на воображение всего лишь один эпизод, написанный рукой мастера.
Будущий звездолетчик берет на руки плачущего малыша. Ребенок, увидев значок на груди юноши, говорит матери:
— Мама, я хочу вот такую звездочку. Попроси, чтобы он подарил ее мне.
“Мать с улыбкой взглянула на юношу и тут же узнала его лицо, знакомое по журнальным портретам. Испуганно метнулась вперед и выхватила сына.
— Нет! — кричала она, прижимая сына к груди. — Нет, нет!
На нее оглянулись. Она тут же опомнилась.
— Простите меня… — от смущения даже слезы выступили на ее глазах. — Простите, пожалуйста”.
Конечно же, юноша не обиделся. Он понял чувства матери, увидевшей сына на руках человека, которого судьба уже отделила от всех людей — ведь никто из ныне живущих никогда не встретится с ним. На его долю выпал высокий жребий — но он по плечу немногим. И нам, читателям, понятно испуганное движение матери — ей страшно при одной мысли, что, может быть, когда-нибудь ее сын пойдет по стопам юноши-звездолетчика. В этом — психологическая правда, делающая фантастическую ситуацию достоверной.
Так в одном маленьком эпизоде сочетаются умение проследить внутреннюю жизнь героев с выбором точно найденной детали.
В рассказе “Которая ждет” М.Михеев прежде всего — романтик. В других рассказах он предстает перед читателем то лириком, то сатириком, то собеседником, вслух размышляющим о грядущем дне человечества, о нравственной основе человека. Но чаще всего он выступает в этих, казалось бы, несовместимых ролях — от романтика до сатирика — одновременно. Это не эклектическая пестрота — его фантастика всегда обращена к центральной для писателя проблеме — человечество и наука, человечество и техника.
И социально-философское осмысление им действительности наиболее полно проявляется именно в этой области творчества.
Пожалуй, ни один фантаст не проходил мимо глобального вопроса — о взаимоотношениях землян с братьями по разуму во Вселенной.
Об этом размышляет и М.Михеев. Его рассказы во многом полемичны по отношению к традициям, сложившимся за многие десятилетия.
От “Войны миров” Герберта Уэллса до “Марсианских хроник” Рея Брэдбери и “Звездных дневников Иона Тихого” Станислава Лема писатели, очень разные по своим позициям, были едины в оценках контактов землян и обитателей других миров. Иногда это было изображение войны на уничтожение, как, скажем, у Г.Уэллса, иногда — роковые совпадения, приводившие одну из сторон к гибели, как, например, в “Марсианских хрониках” Р. Брэдбери: марсиане гибли от сравнительно безобидных для человека микробов обычной ветрянки или из-за способности землян приносить разорение другим планетам (“И по-прежнему лучами серебрит простор луна…”), либо люди погибали из-за действий марсиан (“Третья экспедиция”). Возможны, как говорится, варианты: герои рассказа Р.Бредбэри “Были они смуглые и золотоглазые”, оказавшись на Марсе, начинают ощущать свое перерождение — они не только изменяются внешне, но и каким-то образом постигают язык марсиан, ранее им неведомый, “узнают” свои марсианские имена. Другими словами, уходят от своей извечной сущности землян.
Прихотливо разнообразные произведения С.Лема о других мирах, подкупающие широтой жанровых решений, — от философских трагедий (к примеру, “Солярис”) до острокомедийных, а то и просто фарсовых рассказов о бесстрашном Ионе Тихом — неизменно утверждают представление о несовместимости “разнопланетян”.
Дело не столько в физиологических различиях, сколько в несходстве мировосприятия, что исключает возможность гармонического сосуществования.
У М.Михеева позиция полярно антагонистическая. Какие бы острые ситуации не испытывали на излом его героев — представителей разнопланетных цивилизаций, причины этих конфликтов менее всего связаны с различиями между землянами и инопланетянами.
В напряженном по сюжету рассказе “Далекая от Солнца” идет речь о первых контактах между планетой Энн и Третьей планетой (Землей).
Верховный Сумматор планеты Энн, чья обязанность — анализировать и суммировать мнения членов Совета Трехсот, чтобы затем предложить общее, приемлемое для всех решение, мотивирует свое предложение на заседании Совета:
“— Рано или поздно народы Третьей Планеты и Планеты Энн встретятся. Две цивилизации сольются в одну и дадут друг другу лучшее из того, что имеют. Будет один народ на обеих планетах, одни цели познания мира, одна жизнь. Это произойдет еще не скоро. Но мы должны начать к этому готовиться”.
Такова позиция представителя Планеты Энн.
Представителем Третьей Планеты волею судеб оказывается Васенков, который заявляет Совету Трехсот.
“— Человечество Земли прошло долгий и кровавый путь своего развития… Было много ошибок, общественных катастроф, и еще много трудного впереди. Но уже отыскана дорога, которая может — которая должна! — привести наши разноязычные народы к вечному миру и содружеству…”
Во имя этого будущего рискуют — и гибнут — люди Планеты Энн: контакт с жителем Земли для них смертельно опасен из-за бактерий.
Обречена на гибель и прекрасная девушка Линн: именно ей доверен контакт с Васенковым, доставленным на Планету Энн.
Васенков недоумевает: почему Линн не отгородится от него полем биозащиты — это исключило бы возможность заражения.
“Линн тихо вздохнула.
— Не спрашивайте меня.
— Это что, секрет?
— Не сердитесь… Хорошо, я объясню. Поле биозащиты изолирует полностью. Я перестаю чувствовать вас, а мне это важно. Не просто уловить вашу мысль, а ее возникновение, ее развитие. Я тогда лучше понимаю вас… — Помолчав, она добавила убежденно: — Мне очень нужно верно понять вас”.
За возможность лучше узнать землян Линн уплатила своей жизнью. Она не посчитала это слишком высокой ценой за доверие между обитателями двух планет.
Может быть, Линн заблуждалась? Нет, ее позицию всецело одобрил и Верховный Сумматор: он знал, какая опасность грозит Линн — бесконечно дорогому для него человеку. Но и самый мудрый человек Планеты Энн не счел ТАКУЮ плату за доверие слишком большой.
Не выглядят ли в рассказах М.Михеева чересчур идиллическими мысли о слиянии двух человечеств? (Пусть и непривычно употреблять это слово во множественном числе, но космическая эра настоятельно подталкивает к такому решению).
По-моему, нет. Так напряженно развивается действие, так “густо” написан быт — и нехитрый быт сибиряка Васенкова, встретившегося на берегу Оби со своей Аней, и поражающий непривычностью быт на Планете Энн, где оказался Васенков, так много трагического в сюжетных поворотах рассказа, что упрека в идилличности я бы не предъявил.
Мысль не только о желательности, но и о неизбежности союза двух человечеств нетрадиционна, возможно, спорна, но подкупает своей гуманностью, попросту говоря, своей добротой. А в наши дни писатели, искренне верующие в доброту, проповедующие ее в художественном творчестве, а не в декларациях “на публику”, встречаются не слишком часто. Тем дороже встреча с одним из них.
Полемичен М.Михеев и в своих представлениях о технике будущего. Уже шел разговор о традиционной для фантастов теме противопоставления человека и техники. Вспомним, с какой душевной теплотой в очерке “Дорога ведет на перевал” М.Михеев писал о своем “Москвиче”, которого воспринимал, как живое существо. Этот мотив писатель продолжил на новом материале, в своих рассказах выступая апологетом техники, которую хочется назвать человечной.
