и порой никто из нас не знал, за какую команду он играет. Да и было ли это так уж важно? Каждый мальчишка играл сам за себя! И мы носились по льду, сбивая с ног всякого, кто попадался на пути. Смысл игры состоял в том, чтобы самому загнать шайбу в ворота. Дашь пас – неизвестно, кто его примет – свой или чужой, так что мы предпочитали не пасовать. И, надо полагать, здесь нужно искать объяснение, откуда у меня появилась дурная хоккейная привычка, от которой я не мог отделаться много лет, – неумение играть с партнерами.
Наиболее яркие воспоминания о детских годах связаны у меня с отцом и с тем, как он умел держаться на льду, Отец слыл большим мастером хоккея, и когда он играл в Белвилле, небольшом городе близ Пойнт Энн, его окрестили «белокурой молнией» – прозвище, которое приводит его в смущение и по сей день. Отец отлично катался на коньках, но самой сильной его чертой как хоккеиста было мастерское владение клюшкой. С разинутым ртом я, бывало, следил за тем, как он двигался по льду, ловко удерживая шайбу на клюшке, как будто она была к ней приклеена. Отец учил меня, как нужно вести шайбу и как управлять клюшкой, чтобы шайба не соскальзывала с крюка при приеме прострельных пасов.
Подчас отец проявлял по отношению ко мне какую-то нетерпеливость, хотя я уверен, что ему и в голову не приходило, что когда-нибудь я стану профессиональным хоккеистом. Он любил кататься на коньках и любил кататься со мной. «Попробуем еще раз, Бобби, – бывало, скажет отец. – Держи голову выше. Если будешь ставить крюк клюшки под нужным углом, шайба от него не отскочит».
Хотя отец часто пускал шайбу по льду с такой силой, что она сметала со своего пути подставленную мною клюшку, по-настоящему мощно шайба летела только тогда, когда он бросал в лицевой борт. Для отца не составляло никакого труда сбить борт кистевым броском. Я не помню, чтобы отец часто бросал шайбу щелчком, но, надо полагать, такие броски были еще мощнее.
В своей книге я не веду рассказа о чудесном превращении бедняка в богача, потому что никогда не был бедняком и не могу сказать, что богат теперь. Однако мои родители являются типичными представителями жителей небольших канадских городков, и поэтому расскажу о них чуточку подробнее.
Отец мой родился в Ньюбурге, в провинции Онтарио, семья матери жила неподалеку. Когда отцу исполнилось пятнадцать лет, он пошел работать на завод, который принадлежал компании «Канада Цемент» и на котором он работает по сей день. Не знаю, достаточно ли он получал, чтобы прокормить одиннадцать ртов и всех нас одеть и обуть. Но мы, насколько я помню, никогда особенно ни в чем не нуждались. Мы катались на коньках на льду залива Бей-ов-Куинте в зимнее время и купались в нем летом. Мы праздновали рождество, отмечали все дни рождения и по молчаливому согласию всех членов семьи жили по принципу «Один за всех – все за одного».
Хотя я самозабвенно играл в хоккей и до того, как был принят в организованную детскую команду, жизнь моя была наполнена и другими заботами. Само собой разумеется, я ходил в школу. Все мне нравилось в школе в Пойнт Энн, в которой я учился. С большой теплотой я вспоминаю о директоре нашей школы: он был не только прекрасным педагогом, личным примером удерживавшим своих учеников от дурных поступков, но и добрым наставником, который с особой заботой относился ко мне и к другим ребятам, увлекавшимся хоккеем.
Надо сказать, что в те годы я не гнушался никакой работы, чтобы накопить себе немного денег. По воспоминаниям отца, я был настолько скуп, что не дал бы и гроша, чтобы увидеть, что воды Ниагарского водопада повернули вспять (за точность высказывания не ручаюсь, но по смыслу все правильно). Чтобы помочь мне сберечь деньги, которые я зарабатывал собирая и продавая ржавую проволоку и макулатуру, промышляя рыбной ловлей и помогая окрестным фермерам, отец сделал мне копилку, причем весьма необычную. Он взял кусок прямоугольной сортовой стали большого размера, на заводе заварил его с обеих сторон и сверху прорезал щель для монет, которые можно было вынуть обратно только с помощью лезвия ножа, повернув копилку набок. Не помню уже, какова была дальнейшая судьба этой моей самодельной сберегательной кассы, но могу точно сказать, что деньги попали в надежные руки.
Большинство ребят, которые стали затем профессиональными хоккеистами, много занимались атлетической подготовкой в школе и обычно выполняли также различные физические упражнения дома. Что же касается меня, то я не делал ни того, ни другого. Скажу честно, что никогда атлетической подготовкой специально не занимался. Да и необходимости в этом у меня никогда не было. В летнее время у меня, помнится, всегда хватало тяжелой физической работы. Я имею в виду не работу ради забавы, а настоящий труд: я рыл канавы, рубил деревья и выполнял на фермах тысячи других тяжелых работ. Ребенком я работал на фермах своих родственников, сейчас тружусь на своей собственной ферме.
Однажды в Чикаго я встретился с очень влиятельным человеком, который сказал, что завидует мне, ибо я – «интеллигентный фермер». Я не стал ему объяснять разницу между фермером-работягой и интеллигентным фермером, но если мне нужно что-то сделать на ферме, я это делаю собственными руками.
В организованный хоккей я попал, когда мне исполнилось десять лет. Играть раньше я не начал только по той простой причине, что в то время не было еще команд малышей. Я начал с «петухов», а сейчас уже есть команды «атомов» и «живчиков», где ребята начинают играть с шести лет!
Детский хоккей в Канаде – дело совершенно удивительное. Большое значение придается, правда, и детскому бейсболу, но детский хоккей – это первый шаг, с которого начинает каждый игрок независимо от того, как сложится его судьба в будущем – пробьется ли он в профессионалы или же станет заядлым болельщиком хоккея на всю свою жизнь.
И все же, хотя система детского хоккея в Канаде выше всякой похвалы, мы встречаем обычные педагогические вывихи у родителей, игроков и тренеров. Начать хотя бы с того, что слишком многие тренеры настроены только на выигрыш. Никто не спорит, каждый тренер имеет право думать о выигрыше, иначе от него как от тренера было бы мало толку. Но иногда тренеры забывают, что их кредо должно быть «играть в игру», а не «выигрывать игру».
Говорят, что Конн Смайз из «Торонто Мэйпл Лифс» как-то сказал: «Не можешь победить в кулачном бою, не победишь и на льду». И, конечно, каждый спортсмен слышал о высказывании другого хоккейного специалиста – Лео Дюроше: «Настоящий парень бьется до конца». В какой-то мере я согласен с обоими, но когда мальчуган приходит в детский хоккей, он приходит туда, чтобы играть. Существует неписаный закон, согласно которому каждый мальчишка независимо от способностей должен иметь возможность играть. Однако тренеры с необыкновенной легкостью забывают об этом и работают только с ребятами, с которыми можно выигрывать. Если мальчишка просидел две-три игры на скамье запасных, он больше на игры не придет. Он «отсеивается». И, надо полагать, тренер вздыхает с облегчением: одной заботой меньше. Но ведь меньше и одним поклонником хоккея.
Конечно, нельзя очень строго судить тренера, обычно жертвующего своим свободным временем ради интереса, который он проявляет к делам местной общины или к хоккею, а то и к тому, и к другому, вместе взятым. Он хочет, чтобы его команда выигрывала, но, если только он не из таких, кто готов смириться с фактом, что изгоняет непризнанного им игрока из хоккея на всю жизнь, он должен быть готовым и проигрывать. Ибо намного важнее, чем одерживать победы, предоставить всем ребятам возможность играть.
