— И никуда не отлучался?
— Нет. Мы говорили, а потом раздался выстрел.
— О чем говорили?
— Какая разница?
— Действительно, никакой. А кого вы еще видели в саду?
— Никого. А вообще-то, я в тот момент по сторонам не смотрел.
— Что, разговор был интересный?
— Ну…
— Ладно, идите. С вами, по крайней мере, все понятно.
— Я племянница Нелли Робертовны.
— Где вы были в момент выстрела?
— …
— Настя, где?
— В… в саду.
— Значит, вы кого-нибудь видели? Братьев или Наталью Александровну. Или Веру Федоровну?
— Я была у себя в комнате.
— Так в саду или в комнате?
— Не знаю.
— Почему вы плачете?
— Я ничего больше не скажу.
— Придется, Настя.
— Нет. Какая вам всем разница? Я же не знала, что так будет!
— Вы должны пройти дактилоскопию. Вдруг на пистолете есть отпечатки?
— Нет!
— Нет отпечатков?
— Можете забрать меня в тюрьму. Я ничего не скажу.
— Покажите ваши руки. Так-так. Ну, зачем же сразу в тюрьму?…
… — Эдуард Оболенский.
— Почему вы носите фамилию матери?
— Она так захотела. И, честное слово, я ей признателен. Два Эдуарда Листовых — это слишком много.
— Что вы можете сказать по поводу случившегося?
— А что случилось? Ах, папу убили!
— Ну, знаете!
— Знаю. Я подлец, негодяй, мерзавец. Чего только не услышишь в этом доме! Но у меня железное алиби. Причем, подтвердить его может человек, который меня больше всех ненавидит, мой братец. А папу убила…
— Кто убил?
— Женщина.
— Это нам и без того понятно.
— Почему? Ведь есть же еще и шофер. А дверь в гараж совсем рядом с той дверью, через которую можно из кабинета через студию выйти в сад. Или войти…
… — Итак. Кузнецов Михаил Федорович, тридцать один год, значит. Шофером у Листовых давно работаете?
— Лет восемь.
— И никогда не хотелось работу поменять? Прислугой быть не скучно? Не унизительно?
— Я не прислуга. Я шофер.
— А согласно показаниям свидетелей Эдуард Листов, войдя в кабинет и увидев тело отца, произнес: «Прислугу сюда пускать не надо». Я так понимаю, что он имел в виду вас и Ольгу Сергеевну.
— Сволочь. Это он убил.
— Увы. Он был с братом в саду. Увы. А вы, значит, в гараже. Один?
— Нет.
— С кем?
— С Настей.
— А почему она об этом ничего не говорит?
— Я был в гараже с Настей, когда раздался выстрел. Все.
— Вам надо пройти дактилоскопию.
— Пожалуйста…
…— Ольга Сергеевна, а вы в доме давно работаете?
— Я здесь живу.
— Давно живете?
— Лет пятнадцать уже.
— Сколько же вам лет?
— Сорок девять.
— И почему вдруг в прислуги подались?
— Я… Какая разница? Захотела.
— Вы в Москве родились?
— Да. Нет.
— Так да или нет?
— А какая разница?
— Я в том смысле, что… Квартира у вас есть?
— Есть. Однокомнатная.
— И что с квартирой?
— Сдаю.
— Так. Квартиру сдаете, а здесь зарплату получаете?
— Да.
— Вы одна живете? То есть дети у вас есть?
— Нет. Я когда-то была замужем, но детей нет.
— И что с деньгами? Живете на всем готовом, зарплату получаете, квартиру сдаете.
— Вы разве налоговая инспекция? Я все, что положено, плачу. Можете проверить.
— Где вы были в момент выстрела?
— В гостиной.
— Что там делали?
— Прибиралась.
— Чего ж там прибирать? Я был, все очень чисто.
— Потому и чисто, что прибиралась.
— Кроме вас никого не было в гостиной?
— Нет. У каждого из хозяев своя комната. — А они что, все вам хозяева?
— Да.
— Дактилоскопию вам надо пройти, Ольга Сергеевна.
— Хорошо…
… — Итак, Мария Эдуардовна Кирсанова.
Она никак не могла собраться с мыслями. Мария Эдуардовна Кирсанова. Как же так? Надо бы сказать правду, но в горле по-прежнему стоит ком. Никогда еще Майя не имела дела с милицией, и ей теперь было страшно, очень страшно, и больше всего на свете хотелось к маме. Пусть будет педагогический институт
