или грядки, которые надо каждый день полоть, пусть. Только бы забыть увиденное в кабинете. Майя кивнула головой, попробовала откашляться. Все нужные слова словно застряли в горле.
— Кто может подтвердить вашу личность?
— Мои документы… Их украли на вокзале.
— А почему в милицию не заявили?
— В милицию? — она посмотрела на следователя с ужасом. Остальных обитателей дома приехавшие мужчины допрашивали по одиночке, а на нее навалились все разом. Следователь каждое Майино слово тут же заносит в протокол. Неужели же думают, что она убила? — Я не убивала.
— Но вас прибежавшие на выстрел люди увидели в кабинете с пистолетом в руках. Как же так?
— Не знаю. Услышала выстрел, заторопилась к… Моя комната ближе всех. Споткнулась в кабинете, там ковер завернулся, упала, наткнулась рукой на пистолет, взяла. Мне плохо, голова болит.
— Врача позвать?
— Кажется, мне надо в больницу.
Она, действительно, чувствовала себя очень плохо. Голова кружилась, в груди нестерпимо болело. Прилечь бы.
— Что вы спросили?
— Надо бы кого-нибудь позвать, — сочувственно сказал пожилой следователь. — Девушке плохо. Кажется, на сегодня хватит.
Наконец-то Майя оказалась в своей комнате. Вернее, в той, что отвели ей в этом богатом доме. Осмотревшая ее врач, приехавшая на «скорой», сказала:
— Полный покой. Ребра еще не срослись, и после такого падения вполне могло открыться внутреннее кровотечение. Или не могло… В больницу бы надо, снимок сделать.
— Я никуда не поеду, — прошептала Майя. — Я лучше здесь. Мама!
— Девочка, тебе плохо? — присела возле ее кровати Нелли Робертовна.
— Да.
— Никто больше тебя не побеспокоит. Они сейчас уедут.
— Но ведь его убили. Убили.
— Я верю, что это была не ты. Я им все расскажу.
— Все? А вы все знаете?
— Господи, и зачем ты только взяла этот пистолет?
— Мне не везет. Всю жизнь не везет. Можно телефон?
— Да-да, конечно.
Нелли Робертовна деликатно ушла из комнаты, но Майе уже было все равно. Скорей бы приехала мама! Майя несколько раз набрала номер домашнего телефона, но вместо ответа слышала только долгие гудки. Что же это? Сейчас, когда мама так нужна, ее нет дома! Она долго плакала, и снова набирала номер. Зачем я увидела в поезде этого парня? Ведь все из-за него. Голову потеряла, стала рассеянной, не заметила, как разрезали сумочку, украли деньги, документы. Эдик словно околдовал ее. Но так хочется смотреть на него, слышать его голос…
— Майя? Ты не спишь?
Должно быть, это сон. Эдик стоит возле ее кровати, склоняется и внимательно смотрит в глаза. Майя чувствует запах одеколона, запах сладкий, колдовской.
— Нет.
— Послушай, зачем ты его убила?
— Я не убивала.
— Да? А разве тебе мама-учитель не говорила, что нельзя поднимать с пола пистолеты, если в комнате лежит труп?
— Какие еще пистолеты?
— В кабинете был кроме тебя кто-нибудь, когда ты вошла?
— Нет.
— А дверь? Дверь в студию?
— Кажется… Открыта, да.
— Черт! Вот идиотка!
— Кто?
— Впрочем, это мне на руку. Меньше проблем. В кои-то веки повезло! Спасибо тебе, госпожа Фортуна, за то, что на этот раз вижу твой перед, а не зад! А ты им уже сказала, что не Мария Кирсанова?
— Нет. Не смогла. То есть, я растерялась, и… голова закружилась.
— Понятно. Тебе и в самом деле плохо, или ты притворяешься?
Майя опять расплакалась. Какое уж тут притворство!
— Ладно, ладно, верю. Но положение у тебя серьезное. Если ты будешь выдавать себя за Марию Кирсанову, то у тебя есть мотив для убийства: наследство. Если не будешь, и скажешь, что ты Майя, тем более.
— Какой?
— А ты не понимаешь? Я сказал отцу правду о тебе, он хотел тебя разоблачить, и ты его убила. Испугалась, разволновалась, взяла со стола пистолет и выстрелила. Непреднамеренное убийство, но ведь так оно и было, а?
— Как же я… Нет, я не могла.
— Ты хотела выдать себя за Марию Кирсанову, получить наследство. Деньги-то огромные! Как все складывается, а? Может, настоящей Марии Кирсановой сейчас самое время исчезнуть?
— Как это исчезнуть?
— Прежде всего, ты должна молчать. Я тоже никому ничего не скажу. Лежи, говори всем, что плохо себя чувствуешь. Можно вызвать врача из больницы, где ты лежала, чтобы осмотрел. Можно просто поместить тебя в больницу, где тебя никто не тронет. Если будут допрашивать, ты позовешь врача, а он скажет, что тебе сейчас нужен полный покой. Очень удобно. Лежи себе, изображай мученицу. Главное — это потянуть время. А там придумается что-нибудь. Ты никому ничего не говори. Поняла?
— Нет.
— Тогда делай то, что я тебе советую. Я с тобой.
Эдик взял ее влажную руку и легонько сжал. Потом нагнулся, чуть тронул губами щеку. Майя мысленно перелистнула еще одну страницу придуманного романа. Неужели же это возможно? И боль словно ушла куда-то.
— Лежи, отдыхай. Поспи.
Он отошел от кровати, а Майя обессиленно прикрыла глаза и только услышала, как захлопнулась дверь ее комнаты. Разве мама не говорила, что нельзя поднимать с пола пистолет, если в комнате лежит труп? Да разве мама знает что-нибудь о трупах, о пистолетах, о милиции и о том, что можно стать подозреваемой в убийстве, да еще получается так, что при любом раскладе у нее есть мотив! Что так, что этак.
Нет, только не спать. Интересно, а что же остальные? Кому-нибудь в эту ночь удастся забыться сном хоть ненадолго?
…— Миша, почему ты сказал, что я была с тобой в гараже?
— А разве не так?
— Нет. Это я сидела там и ревела, а тебя не было.
— Я там был.
— Зачем, ну, зачем? Это мне не поможет.
— Скажи правду: ты брала пистолет? На нем есть твои отпечатки, да?
Настя не смогла ничего сказать, только кивнула. Он взял ее руки, крепко сжал и энергично тряхнул несколько раз:
— Но и она тоже брала, понимаешь? Маруся. Тебе-то, зачем его убивать? А ей есть резон. Кому ж
