— Помолчи. — И после долгой паузы, во время которой у меня бешено, стучало сердце: — Да, есть такой. Павел Александрович Сгорбыш. Ячейка номер 275.
Попал! Я попал!
— Паспорт? — Он смотрел на меня в упор.
Я достал из кармана паспорт Сгорбыша. Как хорошо, что он у меня есть! Полистав его, сотрудник багажного отделения спросил:
— Твой паспорт?
— Ho… Э-э-а…
— Водительские права?
Я сообразил, что в моем паспорте, равно как и в правах стоит другая фамилия. Я — Леонид Андреевич Петровский. Версия с папой не проходит.
— Видите ли… Я не знал, что нужен еще и мой паспорт!
— Надо знать.
— Вы не могли бы…
Он взял паспорт Сгорбыша, долго смотрел на фотографию в документе, потом на меня. После чего последовал вопрос:
— Умер, говоришь?
— В психиатрической лечебнице. Белая горячка. Такое несчастье!
— Да уж.
— А я, как назло, квитанцию потерял!
— Бывает. Стой тут.
Он вернул мне паспорт и ушел в глубь комнаты, где на полках лежали и стояли сумки, чемоданы, баулы. Я не верил своим глазам. Разве так бывает? Через какое-то время апостол Петр, в руках у которого были ключи от рая, вернулся. Он нес заветный рюкзак.
— На, держи!
Я схватил рюкзак.
— Надо бы все оформить, как положено, — буркнул хранитель ключей. — Он что, и в самом деле умер?
— Да. Конечно. Не беспокойтесь, эта вещь предназначалась для меня.
Я взвесил рюкзак в руке. Он был подозрительно легкий. На первый беглый взгляд абсолютно пустой. Но ведь и негатив ничего не весит. Тайна Сгорбыша была наконец в моих руках.
— Еще бы два дня… — Тяжелый взгляд уперся в меня.
— Знаю, — весело сказал я. — Успел! Надо же: успел! Спасибо тебе, друг! Спасибо!
Теперь он смотрел на меня с недоумением. Я же не стал ждать продолжения и с добычей понесся наверх, к людям. К людям? Какого черта! Там не люди — монстры. Ждут у машины. Давай, Петровский! Ныряй им в пасть! Я замедлил шаги. «Спокойно-спокойно-спокойно…»
Я увидел их в конце зала. Тех двоих, что давали деньги охраннику на стоянке. Другие остались у машины, а эти ищут меня. Идут по залу, рука об руку. Ба! И еще парочка! Этих я еще не знаю. Но, судя по тому, как они переглядываются с парнями, поработавшими на стоянке, — одна команда. Сколько же их! Уже шестеро! Или я путаюсь в лицах? Мне кажется, что они повсюду. Что делать? Они меня тоже заметили, их цепкие взгляды ухватили рюкзак. Они все поняли: негатив у меня. Машинально я положил руку на грудь, туда, где был карман, а в нем конверт. Спокойнее.
Мне не было дороги назад, к машине. По их лицам понятно: если что, будут стрелять. На поражение. Раньше у меня был только шифр, и я им был нужен. А теперь у меня в руках рюкзак. А в нем — негатив. Следовательно…
Времени на раздумья не оставалось. И так понятно, чем все закончится, если я не потороплюсь. Или пойду на улицу, к машине. Меня зажмут в коробочку и, скорее всего, похитят. Вместе с бесценным негативом. У меня не будет даже права на один звонок. И еще на один день жизни. Я исчезну с лица земли. Родители будут искать меня вечно. Я развернулся и побежал ко входу в метро. Другой дороги не было. Они заметили это и рванули за мной.
Вокзал. Вавилонская башня нового типа: гремучая смесь языков и национальностей. Столпотворение. Встречающие, приезжающие, отбывающие… У окошечка, где продают проездные билеты на метро, внушительных размеров очередь. У меня нет мелких денег. У турникета стоит огромная женщина в синей униформе, рядом с ней сотрудники милиции. Вокзал!
Через турникет пытаются протиснуться люди с баулами, огромными чемоданами, тележками на колесиках. Один гражданин даже пытался пронести скатанный в рулон ковер гигантских размеров. На него кричали, ковер всем мешал. Суета, толкотня, давка, ругань. Вокзал! Спасибо тебе, Павел Сгорбыш! На ходу я выхватил из кармана конверт и достал из него карточку. Проездной билет на метро. Он и это предусмотрел. Что дорогу к машине мне отрежут. Похоже, он знал все и все рассчитал. Мне — сюда, без вариантов. Я втянул носом густой, машинно-масляный запах подземки и улыбнулся. Мне — сюда.
Мои преследователи замешкались у турникетов. Разумеется, они не собирались стоять в очереди, поэтому рванули через охрану. Раздался свисток, потом противный сигнал. Автоматика, через которую пытались прорваться, завыла. Люди, проходящие через нее по правилам, закричали.
В общем, началась давка. Я же был налегке и проскочил. Вставил карточку в щель, моргнул зеленый глазок, и я беспрепятственно проник в недра подземки. За моей спиной орали, похоже, завязалась драка. Я обернулся: сотрудники милиции слегка растерялись, зато огромная женщина не оплошала. Она вцепилась в одного из моих преследователей мертвой хваткой. Повисла на нем и стиснула в своих могучих объятиях. Раздался рев:
— Куда без билета?!!
Тут и сотрудники милиции опомнились:
— Стой! Куда?!!
Второй товарищ тем временем наткнулся на чемоданы впереди идущего и рухнул. Похоже, там были кирпичи. Или даже бетонные блоки. Я видел, как он с недоумением смотрит на хрупкую девушку, которой принадлежат чемоданы. Что ж, это
Мысленно сказав им всем спасибо за то, что спасли мне жизнь, я летел вниз по эскалатору. Мои преследователи все-таки прорвались через оцепление, но запоздали. Я влетел в поезд за секунду до того, как закрылись двери. Они остались на платформе. Я видел в окно их озадаченные лица. Ну что? Такого развития событий вы не ожидали? Потом они рванули к выходу, в противоположную сторону: на платформе появились сотрудники милиции. Дальнейшей погони, где в роли убегающих были уже мои преследователи, я не видел. Поезд, в котором я ехал, скрылся в тоннеле.
Какое-то время я пытался выровнять дыхание. Стоял, прислонившись к дверям, и даже закрыл глаза. Что. теперь будет с моей машиной? Получу ли я ее назад? И что будут делать
Прошел час. Наконец я выдохся. И перестал дрожать. На какой-то станции я вышел из вагона и без сил опустился на скамейку. Огляделся: народу мало. Поезда приходили и уходили, люди встречались в центре зала или у одной из скамеек, шли к выходу, садились в поезд. Ничего подозрительно я не заметил и решился наконец открыть рюкзак. Надо посмотреть, что там. Я не знал, что буду делать дальше. Сначала надо посмотреть.
Я развязал тесемки и полез в рюкзак. Он и в самом деле был пуст. Лишь на самом дне я нашарил что-то. Но это был не негатив. Это был…