В институт езжу на метро.
Ах вот оно что! Дорогой ремонт сделан родителями! И одежду дочери покупают они. Я успокоился. Интересно, а что у них за бизнес?
— За границей, должно быть, неплохо, — заметил я.
— А я родину люблю! — заявила Настя. — Тебе смешно?
— Нет.
— Не хочу уезжать, — повторила она. — Я здесь родилась. Жаль только, бабушка умерла. Пока родители прилетели, я ее уже похоронила. Что-то там с погодой. Рейс задержали почти на сутки.
Она загрустила. Я тоже опечалился. Мы помолчали, потом я со вздохом принялся за второе. Вы не поверите, но день пролетел незаметно. Мы мило болтали, она рассказывала о себе, я — о себе. Не всю правду, но коечто. К примеру, как я работал со Сгорбышем. Настя смеялась. Особенно, когда я скрипел, подражая ему.
— Ци-и-ифра…
Дело шло к вечеру, я призадумался. Вспомнил вдруг Олесю, наши чаи на кухне. Второй раз я этого не переживу. Поклонников у Насти хватает, вдруг она тоже сделает выбор не в мою пользу? Надо проявить себя. Я попытался ее приласкать. Со всей нежностью, на которую только был способен.
— Пойдем спать? — предложил я, выбрав из арсенала своих улыбок самую томную.
— Ты хочешь спать?
Она метнулась в большую комнату и распахнула шкаф. На диван полетели подушка, одеяло, следом, как флаг, расстелилась сама собой простыня.
— Ложись!
— А ты?
— Я посуду помою.
Она ушла на кухню, а я лег и стал ждать. Прошло довольно много времени. Я услышал, как хлопнула дверь соседней комнаты. Не выдержал и поднялся. Прошел по коридору и толкнулся в спальню. Так я и знал! Дверь была открыта! Я вошел и услышал:
— Куда? Сюда нельзя!
— Но дверь не заперта. Это что-нибудь, да значит.
— Это значит, что я тебе доверяю.
Но Леонид Петровский не привык отступать. Я присел на кровать:
— Не спится.
Настя натянула простыню до подбородка. Честное слово, днем я видел больше, чем сейчас! Это было нечестно!
— Хочешь поболтать? — спросила она.
Я потянулся к ней:
— Настя…
— Нет.
— Что — нет?
— Я дала себе слово: это будет только мой муж.
— Выходи за меня замуж! — тут же предложил я.
— Нет.
— Почему?
— Я тебе совсем не знаю.
— Ну так сейчас узнаешь!
Я попытался ее обнять, но она меня оттолкнула. Тогда я погладил ее по волосам, зашептал, какая она красивая, как нравится мне. Настя вроде бы слушала, но, как только я попытался прилечь, спихнула с кровати. Я свалился на пол и больно ушибся. Мне показалось, что этого достаточно, и я поднялся со словами:
— Ну, как хочешь.
— Правильно: как я решила, так и будет.
А она с характером! После того как меня выставили за дверь, я успокоился. И вскоре спал сном младенца. Моя судьба была решена. Я мог бы, завладев если не девушкой, то адресом дома, где хранилось сокровище, ринуться за ним завтра же. Но я вдруг вспомнил слова Сгорбыша:
— Тут нужна выдержка, сынок. Длинная выдержка. Иначе ты все испортишь.
Вот чего он добивался от меня! Терпения. Чтобы я не форсировал события. Он ясно дал понять: в медовый месяц. Не сразу кидаться, а сначала разобраться в своих чувствах. Еще день назад я был сам по себе. И даже собственная жизнь мало меня волновала. Я рисковал ею бездумно, словно играя в русскую рулетку. Щелкал курком, смеясь над опасностью. Да, порою бывало страшно. Но разве мощный выброс адреналина в кровь меня не бодрил? Честно признаться, я развлекался. Мечтал о громком деле, о славе. Но что такое слава? Минутная радость, боль от которой на всю оставшуюся жизнь. День, другой, максимум неделя, — и вот уже другой занимает воображение публики, а ты не у дел. Славой нельзя насытиться, ею можно только отравиться.
Теперь же все изменилось. Мне есть зачем жить. Раньше я был уверен в одном: девушка, на которой я хочу жениться, где-то есть. Теперь я точно знал где. Знал ее имя, адрес. И я задумался. Настало время пустить в ход тяжелую артиллерию. Все будет. Но не сейчас. Сначала мы выиграем эту войну. Мы выиграем ее, блеснув на дипломатическом поприще.
Об этом же я думал и утром, нежась в постели. Настя собиралась на работу. Я зевал и возмущался:
— Какая рань! Разве у тебя не выходной? Ты же говорила, что работаешь через день!
— Это за вчерашнее. Неудобно получилось, надо отработать. У сменщицы маленький ребенок, она после обеда отпросилась. С утра я на практике, а после обеда на работе. А ты сиди здесь. Еда в холодильнике. Разогреть сможешь?
— Конечно!
— Подумать только! Если бы ты пришел позавчера или, к примеру, сегодня, мы бы не встретились!
Я уже знал: такого не могло быть. Это судьба. Как задумал Сгорбыш, так и случилось. И потом: она наверняка все рассказала подругам и сменщице. Если бы меня увидела другая девушка, она бы тут же отправила меня прямиком к Насте. Ошибка исключалась.
После того как Настя ушла, я потянулся к телефону. Восемь утра. Но я знаю человека, который рано встает. Я набрал номер и вскоре услышал голос отца:
— Да, Леонид.
По голосу я понял, что он все еще сердится. Да что там! Он был зол! Просто вне себя! Но надо же что-то есть моим детям? Которые еще не родились, но ждать осталось недолго. Поэтому из моих уст вылетела следующая фраза:
— Папа, я подумал над тем, что ты сказал. И признаю: я был не прав. Но на то есть причины. Хотелось бы все объяснить. У меня серьезный разговор. Я хочу, чтобы мама тоже присутствовала. Сегодня вечером.
— Во сколько? — хрипло спросил отец.
— Часов в семь.
— Хорошо. В семь часов вечера мы ждем тебя к ужину. И готовы тебя выслушать.
— Маленькая проблема.
— Что такое? — насторожился отец.
— Они захватили мою машину.
— Где?
— На стоянке у Павелецкого вокзала. Не знаю, там она еще или нет, но проверить не могу. Боюсь, что там меня ждут.
— Хорошо, — сказал он после паузы. — Я этим займусь. Приезжай на такси.
— О'кей! — весело сказал я. — До вечера, папа!
— Где ты? — спросил отец.
