— Ты уверен?
— Дай сюда!
Я скомкал конверт вместе со всем его содержимым и швырнул в угол. Прислуга все уберет. Мне это и в самом деле больше не нужно. История окончена. Отец задумчиво проследил за полетом конверта и, когда он шлепнулся на пол гаража, сказал:
— В «бардачке» твоей машины лежит пистолет.
— Есть такое дело!
— В магазине не хватает двух патронов.
— Да что ты говоришь?
— Леонид! Прекрати! — нахмурился он.
Я моментально сменил тон и смиренно сказал:
— Да, папа, я стрелял. В воздух.
— Ты в этом уверен?
— Конечно!
— Все живы?
— За кого ты меня принимаешь! Ты правильно заметил: мальчику захотелось пострелять. Я пальнул пару раз в воздух и успокоился.
— И еще… — Отец замялся. — Что касается Люси, ну, горничной. Я готов принести свои извинения. Я ее уволил.
— Как так?
— Она же сказала, что сама виновата.
— Но…
— Тема закрыта. Я рад, что ты наконец женишься. О делах поговорим потом. Когда ты вернешься из свадебного путешествия.
— Я тоже так думаю.
Мы пожали друг другу руки, скрепив таким образом мирный договор. На сем и разошлись.
Спал я крепко, без сновидений, до полудня. Позавтракал (или пообедал?), привел себя в порядок и поехал к своей любимой. Нашел ее в мастерской. Увидев меня, Настя вскочила:
— Ну, слава богу! Куда ты исчез?
— Я же тебе написал: по делам.
— Я так волновалась!
Я хотел было ее обнять, но тут к ней пришли, и я отступил. Рабочий день Насти заканчивался в восемь вечера. Несколько часов я томился рядом, бросая на нее нежные взгляды. Мы перебрасывались ничего не значащими словами, которые одновременно значили все. Она заполняла квитанции, отвечала на вопросы, а я терпеливо ждал. Нервничал, разумеется, но это беспокойство было сладостней безделья на диване или сидения в кабаке, с веселой компанией. Время от времени я выбегал, чтобы принести ей то пирожок, то бутылочку минеральной воды, то цветы. В общем, началась та самая дребедень, которую называют влюбленностью. Полная чепуха, которой потом, спустя много лет, только удивляешься: и я на это был способен?
Наконец ударило восемь. Я подпрыгнул и, обрадовавшись возможности завладеть вниманием Насти целиком и полностью, угрожающе сказал:
— Но завтра…
— Завтра мне в институт. Консультация по диплому.
Я готов был отдать все, что у меня есть, лишь бы Настя занималась только мной. Но пока у меня ничего не получалось. Она ничего не брала. Ни меня, ни мои деньги. Машину я предусмотрительно оставил на платной стоянке. Ночь мы провели вместе. То есть я в большой комнате, а она — в спальне. Утром я сделал трагическое лицо и сказал:
— Настя, у меня важное дело, которое нельзя откладывать.
Она насторожилась.
— Павел Сгорбыш… Ну, фотограф… То есть чародей, предсказатель судьбы и твой о… В общем, он умер.
— Как умер? — охнула Настя.
Позавчера мы говорили о чем угодно, только не о смерти Сгорбыша.
— Да, он умер. И мне, то есть нам надо его похоронить. Ведь у него никого, кроме нас, не было!
— Конечно, конечно, — заволновалась она. — Нужны деньги…
— Об этом не беспокойся. Мы должны съездить в морг, потом в похоронное бюро и…
— Я все знаю. Я ведь хоронила бабушку. Одна. Заезжай за мной после обеда. Мы встретимся в…
— Я на машине. Это далеко.
— Ой, а я хотела взять свою! Ну хорошо. Я буду тебя ждать. Дай же мне наконец номер своего мобильного!
— А может, я один? Это серьезное испытание для девушки.
— Прекрати! Мы поедем вместе.
Она проявила горячее участие в судьбе Павла Сгорбыша. Точнее, его тела. Я принял это как должное. Похоронить отца — это святое.
В машинах Настя не разбиралась. Села в мой красный «Порше» с таким видом, будто делала это каждый день.
— Тебе нравится моя машина? — осторожно спросил я.
— Ничего.
— Это хорошая машина.
— Да, наверное. Ну, поехали! Что мы стоим?
Я надавил на газ. Любимую девушку не впечатлила моя машина, что может быть хуже? Для мужчины это удар по самому больному месту. Вот также он стонет от боли, когда попадают туда… Ну, в общем, вы поняли.
Я мстительно повез ее прямо в морг. Нам надо было успеть сегодня в тысячу мест. Я хотел забрать своего фотографа и похоронить наконец.
При Насте я даже не побледнел, идя по коридору, пропитанному запахом формалина. Уверенной походкой, небрежно размахивая борсеткой. Но, как только открыл дверь кабинета, где беседовал с «мясником», мою уверенность как ветром сдуло. Передо мной сидела миловидная женщина лет сорока. Увидев меня, она приподнялась из-за стола:
— Что вы хотели?
— А где…?
Я судорожно сглотнул. Из-за моей спины высунулась Настя:
— Здравствуйте!
— Добрый день. — Женщина села. — Что вы хотели, молодые люди?
— Мужчину, — ляпнул я. — То есть несколько дней назад здесь сидел мужчина.
— Он перевелся в другое место.
— Куда?
— Откуда мне знать?
— А… тело? Мы хотели бы получить тело.
— Имя? Фамилия?
Я назвал. Она долго копалась в картотеке. Так долго, что я заволновался и судорожно сглотнул. «Спокойно-спо…»
— Нет такого, — сказала она наконец.
— Как это — нет? Я сам его здесь видел! На днях!
— Значит, похоронили.
— Где?
— Как неопознанный и невостребованный труп, в безымянной могиле.
— Но я же его опознал! Я сказал, что хочу его похоронить!
— Кому вы этого сказали?
