лицо гостьи, размышляя, что еще могущественный вельможа рассказал дочери, и помедлил с ответом, опасаясь выдать свое волнение:
– Известно.
– И вы знаете, что во время своего пребывания в Америке сэр Нигель выявил существование изменника, имевшего возможность снабжать секретными сведениями наших противников?
– Да, – подтвердил виконт тем же безразличным тоном.
Мисс Джарвис нетерпеливо подалась вперед:
– Мне кажется, этот предатель мог каким-то образом обнаружить, что баронет в курсе, и расправиться с ним прежде, чем Прескотт раскрыл его личность.
– Это одна из возможностей.
Геро откинулась обратно, с подозрением нахмурив брови:
– А какие есть еще?
– Извините, не могу вам сказать.
– Вы… что? – негодующе уставилась на Себастьяна баронская дочь.
Однако втайне подозревать леди Прескотт в неверности покойному супругу было одно дело, а распространять подобные слухи в обществе – совсем другое. Оттолкнувшись от камина, Девлин вернулся к столику и приглашающим жестом поднял чайник:
– Еще чашечку?
– Спасибо, нет, – отказалась гостья, встала с кресла и наклонилась за незаметно свалившимся на пол ридикюлем.
– Мисс Джарвис, нам надо поговорить, – наблюдая за ней, сказал Себастьян. – И вовсе не об убийстве епископа Лондонского.
Геро так резко обернулась, что юбки ее неброского прогулочного платья изящно обвили лодыжки.
– Если имеется в виду наша недавняя беседа, вопрос исчерпан.
– Исчерпан? Каким же образом?
Баронская дочь молча сверлила Девлина упрямым серым взглядом, крепко стиснув губы. В сущности, они изведали физическую близость, оставаясь друг для друга незнакомцами. Геро мало что знала о виконте помимо того, что он – враг ее отца. У нее не было ни одной причины доверять ему и множество причин не доверять. И Себастьян не мог придумать, какие же слова сказать, чтобы изменить ее мнение.
– Хотите убедить меня, что визит Прескотта к Маккейнам в прошлый понедельник – это что? Обычное совпадение?
– Да.
– Но ведь я не верю в совпадения, помните?
– Верите вы или нет – к делу не относится, – гостья сердито открыла ридикюль. – Ваша правда, мне не следовало сюда являться.
– Тогда зачем вы здесь?
– За несколько часов несложных поисков мне удалось составить список имен тех, кто во время американского мятежа состоял при короле или служил в министерстве иностранных дел. Вот, – вытащив из ридикюля несколько листов, мисс Джарвис вручила их виконту.
Взяв бумаги, Себастьян бегло их просмотрел.
– Изрядное количество народу.
– Да, действительно. Но ведь и тридцать лет – изрядный срок. Еще раз пройдясь по списку, я вычеркнула тех, кто либо уже умер, либо стал немощен, либо в настоящее время отсутствует в Лондоне. – Геро протянула еще одну страничку. – Как видите, перечень кандидатур, достойных внимания, значительно короче.
На этом листочке было записано с полдюжины имен, три из которых сразу бросились Девлину в глаза: граф Гендон, лорд Джарвис и … барон Квиллиан.
– Квиллиан? – поднял взгляд виконт.
– Вот именно. Тридцать лет назад он был младшим сыном и начинал свою карьеру в министерстве. И только через несколько лет, после смерти брата, унаследовал титул и состояние.
– Вы уверены?
– Можете не стесняться и повторить мои изыскания, – направилась к двери мисс Джарвис.
– Я по-прежнему не понимаю, почему вы этим занимаетесь.
– Епископ был моим другом.
– Дело не только в этом, – мотнул головой Себастьян.
– А в чем же еще? – Геро опустила на лицо густую вуаль. – Всего доброго, милорд.
ГЛАВА 37
Элегантный особняк лорда Квиллиана на Керзон-стрит являлся холостяцкой обителью. Барон никогда не был женат, на все расспросы отвечая, что находит обстановку, где полно женщин и детей, слишком шумной и утомительной, чтобы с ней мириться.
Живя уединенно, вельможа превратил одну из спален второго этажа в огромную гардеробную, задрапированную шелковыми портьерами в бордово-синюю полоску и уставленную неимоверным количеством шкафов и комодов вишневого дерева. Когда в неподобающе ранние одиннадцать часов утра виконт постучал во входную дверь, его провели именно в это святилище.
Хозяин дома, одетый в бежевые панталоны, белую рубашку с расстегнутым воротом и узорчатый халат, сидел, погрузив кисти рук в мисочки с мыльной пеной.
– Бестактное время для визита, – заметил он, не поднимая глаз. – Из чего можно с уверенностью сделать вывод, что вы явились с бестактными вопросами.
Бросив шляпу и перчатки на журнальный столик, Себастьян приблизился к высокому окну, выходившему на улицу, и прислонился к подоконнику, скрестив руки на груди.
– Вы не сказали мне, что тридцать лет назад служили в министерстве иностранных дел.
Квиллиан покосился на невысокого пухленького камердинера, переминавшегося рядом с полотенцем для рук.
– Оставьте нас.
Слуга поклонился, пристроил полотенце возле хозяина и удалился.
Вытащив руки из ванночки, стареющий денди тщательно промокнул каждый палец.
– Разве не сказал? Пожалуй, ваша правда. Я упомянул, что положение младшего сына вынуждало меня, как простолюдина, зарабатывать себе на хлеб насущный, однако мог не назвать место своей… – Квиллиан состроил гримасу, – службы. К тому же, то был не самый удачный период моей жизни.
– Как умер ваш брат?
– Брат? – при этом вопросе барон поднял сузившиеся глаза. – Если хотите знать, он скончался от оспы. А к чему вы клоните? Что я находился в столь стесненных финансовых обстоятельствах, что продавал государственные тайны своей страны американцам? А потом, когда не вовремя заключенный мир прекратил это прибыльное предприятие, подослал к брату убийц, дабы завладеть наследством?
– Не припомню, чтобы хоть словом обмолвился об изменнике, – уставился Себастьян на носок своего сапога.
Собеседник на мгновение застыл, а затем кивнул, признавая с кислой миной:
– Туше, милорд. И впрямь, такого разговора не было. Хотя ваша любознательность столь неуемна, что нет никаких сомнений – вам уже известно о письмах «Алкивиада».
– Я полагал, существование этих посланий держалось в строжайшей тайне.
Взяв крохотный ножичек, Квиллиан принялся чистить ногти.
– Держалось – три десятилетия тому. Но по прошествии лет подобные секреты утрачивают свою важность. Покойный Персиваль в прошлом апреле случайно обронил в моем присутствии пару интересных