тревожить его с тех пор, как показал, где спрятано сокровище.
Окрестные дворяне не могли не заметить внезапных улучшений, происшедших с особняком, землями и внешностью Эзикиела Гросса, да и вообще со всем, что его окружало. Вскоре он забросил юридическую деятельность и стал вести обычную жизнь сельского джентльмена. Он хвастливо демонстрировал свои возможности в достижении всех земных благ и удовольствий и, несмотря на то что всем был известен его плохой характер, водил дружбу со многими местными землевладельцами.
Все у него было хорошо. Человек, который в те времена мог ездить в Лондон в собственном экипаже, запряженном четверкой лошадей, привлекал к себе множество льстецов. Мелкий поверенный, в начале жизни для достижения богатства не всегда пользовавшийся честными методами, теперь оказался в обществе, где проповедовал честность и, благодаря своему золоту, наслаждался поклонением и восхищением окружающих. Прежние делишки поверенного были забыты, и его принимали в знатных семействах. Так продолжалось некоторое время. Его приемы становились все более и более роскошными, а кутежи все более соблазнительными для тех, кого он допускал в свой круг. Все кланялись ему, он горделиво топтал землю, будучи обладателем большого ее куска.
В канун Рождества в Роузуорне собралась большая компания. В зале с наслаждением танцевали дамы и господа, а на кухне арендаторы и слуги следовали примеру своих хозяев. Повсюду царило веселье, и, когда оно достигло апогея и Эзикиел прочувствовал упоительную власть богатства, вдруг что-то изменилось и словно холодное дыхание смерти коснулось присутствующих. Танцоры замерли, пораженные внезапной бледностью друг друга, и вдруг все увидели в центре зала незнакомого старика. Тот гневно смотрел на Эзикиела Гросса, окаменевшего от ужаса.
Никто не заметил, как старик вошел в зал, однако он оказался в самом его центре. Постоял с минуту и исчез. Эзикиел разразился громким смехом, как будто вдруг растаял замерзший водопад.
– Как вам понравился этот рождественский спектакль? Ха, ха, ха, ха! Как же вы все перепугались! Дворецкий, прикажи подать всем вина! Танцуйте, танцуйте, друзья мои! Это была шутка, всего лишь отличная шутка. Танцуйте, друзья!
Эзикиелу, как он ни старался, не удалось восстановить праздничную атмосферу. Он столкнулся с силой куда более мощной, чем его собственная. Под различными предлогами гости один за другим покинули Роузуорн, чувствуя, что не все там ладно.
С того дня Гросс сильно изменился. Он пытался вести себя как прежде, но тщетно. Снова и снова он созывал веселую компанию, но каждый раз приходил тот, кого не ждали. В разгар пирушки за столом появлялся таинственный старик, и, хотя он не произносил ни слова, излучал непостижимую власть. Никто не смел пошевелиться, никто не смел заговорить. Иногда перетрусивший Эзикиел пытался казаться смелым, подшучивал над гостями и как-то объяснял присутствие своего пожилого друга: мол, он несколько не в себе, страдает глухотой и немотой. В таких случаях старик всегда поднимался из-за стола, в упор смотрел на хозяина и разражался демоническим смехом, а затем исчезал так же бесшумно, как и появлялся.
Не вызывает удивления, что друзья Эзикиела Гросса покинули его, и он остался один среди своих обширных владений. Один только человек не бросил его – преданный служащий Джон Колл.
Неугомонный призрак появлялся все чаще, и, куда бы ни шел бедняга поверенный, старик всегда был рядом с ним. Эзикиел, один из самых блестящих джентльменов графства, превратился в изможденного, согбенного старца. Страдание исказило его лицо, страх сквозил в каждом движении. Похоже, он упрашивал потустороннего спутника покинуть его, но далеко не сразу призрак согласился выслушать какие-либо условия. В конце концов Эзикиел согласился отдать все свое богатство любому, на кого укажет призрак, и тот пообещал, что, если все совершенно официально получит Джон Колл, несчастный освободится от преследования.
Эзикиел пытался оставить себе хотя бы часть прежних владений, и лишь после долгой борьбы Джон Колл стал хозяином Роузуорна и прилежащих к нему земель. Затем Гроссу сообщили, что тот злой дух был одним из предков обманутых им Роузуорнов, и ему было дозволено посещать землю, чтобы наказать корыстолюбивого поверенного. Чтобы усугубить наказание, поначалу потворствовали алчности и гордыне Гросса, а затем с сияющих высот его сбросили в пучину унижения и нищеты. В него тыкали пальцами, его никто не жалел. Однако недолго ему пришлось жить в нищете. Его нашли мертвым, и смерть его была насильственной. На его теле остались страшные отметины, и местные жители поговаривали, что видели торжествующий призрак Роузуорна в толпе демонов, несущих дух Эзикиела над Карн-Бри.
Холс так пересказывает эту историю: «По названию поместья Роузуорн его владельцев называли Роузуорнами. Во времена короля Якова I один из них продал те земли Эзикиелу Гроссу, джентльмену, судебному поверенному, который поселился там и расширил поместье, манипулируя законами, но более того, как гласит легенда, с помощью духа или привидения, посещавшего его там. Гросс заговорил с духом (ибо известно, что явления, называемые привидениями, так горды, что никогда не заговаривают первыми), и тот показал ему, в каком месте замка спрятано огромное сокровище. Гросс, следуя ясным указаниям призрака, нашел сокровище и обогатился. После чего привидение стало таким настырным, что преследовало его день и ночь и заставило отказаться от богатейшего поместья, подарив или продав его служащему Джону Коллу, чей сын, тоже Джон Колл, продал его Роберту Хукеру, джентльмену, поверенному в суде, который им до сих пор и владеет. В гербе Колла были три трубы – аллюзия на имя Колл (Call – зов, призыв, сигнал, манок (
Дама с фонарем
Была темная ночь, дул шквалистый ветер. Высокие волны врывались в залив Сент-Ив со всей мощью Атлантики. Все говорило о шторме необычайной силы. В заливе не было ни одного судна, ни одной рыбачьей лодки. Несколько маленьких торговых кораблей в поисках пристанища вошли в гавань Хейла или прижались к пирсу Сент-Ива. Все рыбаки вытащили свои лодки на песчаный берег.
На скалах, выдающихся в море с восточной стороны Айленда, мелькал огонек. Он легко скользил над горными хребтами, образованными каменными глыбами Гринстоуна, и над острыми краями вздыбленных сланцевых пластов. Туда-обратно, вдоль и поперек блуждал тот огонек.
– Ха! – со вздохом сказал старый моряк, глядя на море. – Унылая ночь! Унылая ночь! Вышла Дама с фонарем.
– Дама с фонарем, – повторил я. – Что вы имеете в виду?
– Свет вон там…
– От фонаря рыбака, который ищет то, что потерял, – прервал я.
– Ни один рыбак, ни один морской волк не отважится пойти туда в такую ночь, – сказал моряк.
– Так что же это? – полюбопытствовал я.
– Никогда не слышали о Даме с фонарем? – спросила стоявшая рядышком женщина.
– Никогда.
Без всяких предисловий она сразу же принялась просвещать меня. Однако я был вынужден прервать ее сбивчивый, затянувшийся рассказ и попытался вытянуть из нее суть.
В стародавние времена на окрестном побережье произошло много кораблекрушений. То было тяжелое время. Более месяца один шторм сменялся другим, и каждый последующий был сильнее предыдущего. В конце концов как-то вечером, перед самыми сумерками из тумана вдруг вынырнул большой корабль. Его положение, как сразу же поняли и те, кто находился на борту, и те, кто стоял на берегу, было безнадежным. Моряки, увидев, насколько близко от берега оказался корабль, немедленно приняли все меры, необходимые для его спасения, а потом и для своего собственного. Налетевшая с запада буря бушевала с такой яростью, что корабль сорвался с якоря, закружился; единственный парус разорвался в клочья. Вскоре корабль налетел на скалу, мачты переломились, волны обрушились на палубу, смыв с нее все и вся. Многие погибли на месте, многих смельчаков унесло в бушующее море.
Рыбаки Сент-Ива, несмотря на ожесточившуюся стихию, вывели в море лодку. Их опыт и смелость помогли им обогнуть пирс и подобраться к кораблю.
Они подвели свою лодку как можно ближе, но невозможно было вплотную подойти к кораблю, и они стали кричать морякам, чтобы те сбросили им веревку. Двух или трех моряков удалось втянуть в лодку.
Затем на палубе появилось несколько мужчин, поддерживающих даму с ребенком на руках. Они умоляли ее положиться на силу человека, вызвавшегося перенести ее с корабля в лодку.
Однако невозможно было убедить даму расстаться с ребенком. Корабль разваливался на глазах, нельзя
