заднюю калитку.
Под разросшимися, едва зазеленевшими деревьями было уже по-настоящему темно. Грэйн напружинилась, насторожила уши, принюхлась. Зрачки у ролфийки стали просто огромными, а глаза налились изумрудной зеленью. Ну-у, где же вы-ы… Она повела глазами на Белую луну, едва сдерживая нетерпеливый вой. Восходящая Морайг косо посеребрила деревья, расцветив мир всеми оттенками черного и серого – ах-х… Грэйн бесшумно скинула шинель, выскользнула из мундира, оставшись в привычной рубашке-безрукавке и бриджах. Саблю она с собой брать не стала – слишком много шума будет от звенящего металла. От пистолетов, кстати, грохоту будет не меньше, но на всякий случай они оба были наготове, уже заряженные. Но разумней и вернее всего будет обойтись скэйном… А! Вот оно!
Неслышная и недвижимая, невидимая в густой тени, она ждала, прижавшись к толстому кривому стволу какого-то дерева, и едва не прядала ушами, словно настоящая волчица, ибо уже слышала, уже совсем близко… Дыхание. Стук сердца. Резкий и пряный запах пота. И – тоненькая, неуверенная струйка – но есть она, все равно есть! – страх. Хор-рошо…
Шелест. Шорох. Едва слышный хруст попавшегося под неловкую ногу сучка.
Один – справа. Где второй? А впрочем…
Она метнулась не столько на звук, сколько на запах – прыгнула, в последний миг не сдержав все-таки глухого нутряного рычания, по-волчьи прыгнула на спину, заваливая жертву наземь и одновременно всаживая скэйн снизу вверх в мягкое брюхо добычи… «Печень?» – мелькнула одинокая мысль. Торжествующе рявкнув, Грэйн заглушила визг синтафца и одним движением выпотрошила его, будто свежую рыбину. И кувыркнулась назад прежде, чем второй – ага, вот ты где! – успел накинуть ей на горло удавку.
– Сука! – отпрыгнув от влажно блестевшего лезвия скэйна, свистнувшего у самого его горла, выплюнул он и замер напротив, чуть сгорбившись и отсвечивая золотыми совиными глазами, будто фонарями. – Бешеная сука!
«Нож», – подумала ролфи и оскалила клыки.
– Точно так, пушистик. Пушистый совик с мягкими пер-рышками. Как раз на подушечку. Цып-цып- цып… – и приглащающе повела скэйном. Левая ладонь ролфийки уже ласкала рукоять скэйн-дага, но агент эсмондов этого видеть не мог. Какая жалость.
Скэйн – это же почти меч, ладони на полторы длинней обычного кинжала, не говоря уж о ноже. Существенное преимущество, когда от дистанции зависит столь многое… Он был не плох, этот синтафец, он был даже хорош – но о скэйн-даге в левой руке Грэйн он узнал слишком поздно. И длинный плащ – ну вот скажите на милость, зачем надевать этакую хламиду, когда толком не умеешь в ней двигаться? Это ролфиек учат драться в юбках, а мужчине немудрено и запнуться о собственный подол, особенно если ему слегка помочь. А с полулоктем отточенной стали в животе не очень-то попляшешь. Грэйн ведь не стала мудрить и беззастенчиво воспользовалась преимуществом. Все-таки скэйн-даг – отличная штука.
– Я ничего не скажу, ролфи, – пробулькал он, придавленный всем немалым весом эрны Кэдвен.
– Да и не надо, – хмыкнула она. – Гав! Передай своему божку от меня: «Приятного аппетита!»
Наскоро обыскав тела, Грэйн разочарованно покачала головой. Только деньги, никаких документов. Ну что ж, пусть ими теперь займутся местные падальщики… Принюхавшись как следует, она все-таки учуяла тоненькую ниточку запаха Удаза. Ага, значит, никакой ошибки. Это именно те, кто напал на ир-Апэйна. Может статься, конечно, что есть и в Индаре и другие, но и пусть их пока. Сами объявятся. В конце концов, бывший тив оказался такой отличной приманкой! Даже выслеживать никого не надо, заинтересованные лица сами слетаются.
«Интересно, может, еще кто-то навострил коготки на моего Удазика? – сыто ухмыльнулась Грэйн, тщательно вытирая оба ножа и облачаясь обратно в мундир и шинель. – Ничего-ничего, пусть летят… пташки. Будет кого ощипывать».
Обратно на квартиру она добиралась пешком довольно долго, но без приключений. Отвести глаза местным полукровкам – право, так ли это сложно для посвященной Локки, в крови которой еще бурлит эйфория от столь удачной охоты?
– Спал бы ты, что ли, ир-Апэйн. Небось после сердечного припадка силенок не осталось, – проворковал сержант ир-Талейн.
Прямо-таки не злобный ролфи, а родная мамочка. И ложку с настойкой горицвета залил в глотку почти ласково, даже челюсти не сломав больному. Душевный он все-таки парень, видит Локка.
Удазу очень хотелось дождаться возвращения Грэйн, убедиться, что она жива-здорова, но глаза его постепенно слипались, веки тяжелели, а мысли обретали подозрительную неустойчивость.
Вот ведь какая странная штука получилась. Предположим, встретился бы тиву Удазу четыре года назад некий пророк, который, простерши руки, возвестил бы громовым голосом: дескать, быть вам, преподобный, в полнейшем распоряжении некой ролфийской лейтенантши. Поверил бы? Ни за что, никогда! И пади с небес огненная Локка… вряд ли внял бы ее зову. А вот случилось, и никаких сожалений.
И приснилось Удазу Апэйну, будто и впрямь сошла на землю луна Локка в облике довольной ролфийки, с эдаким сытым выражением на лице, и наклонилась над его ложем богиня, и сказала:
– Талейн, какого ж хрена ты человеку полмензурки такого сильного лекарства влил? Аптекарь сказал – по десертной ложечке в день, а ты чего наделал? А ну как окочурится?
И голос у Локки был душераздирающий.
Нормальные мужчины очень редко обращают внимание на такие глупости и мелочи, как одежда дамы. Во-первых, на приличных женщин не принято глазеть, а во-вторых, здравому мужскому рассудку ни за что не понять смысл и назначение ленточек, подвязочек, бантиков и остальной мишуры. Поэтому здравомыслящие предпочитают вообще не замечать изыски кружев, нюансы сочетания разных тканей и выкрутасы шляпников, которыми одержим прекрасный пол. Останови на улице десять мужчин и спроси каждого, во что нынче утром была одета его супруга, и только один сумеет вспомнить, что во «что-то красное».
Удаз Апэйн в этом отношении мало чем отличался от остальных собратьев по полу, но, когда Грэйн продемонстрировала ему свой наряд для поездки в «Черный Лебедь», не мог остаться равнодушным. И не потому, что ему до сих пор не давали покоя ролфийки в ролфийских мундирах. Завсегдатаи «Черного Лебедя» отчаянно рисковали заработать нервную болезнь, когда в этой обители порока появится рослая молодая женщина в светло-сером мундирном платье, состоящем из рубашки, жилета, сюртука и юбки, со скэйном и шарфом на поясе черно-зеленого патриотичного цвета. Серебряный позумент на воротнике, шляпе и перчатках навевал мысли о строевом шаге, барабанном бое и командах «Цельсь!» и «Пли!», а вовсе не о пикантных светских развлечениях.
– Ну как? – спросила эрна.
– Великолепно. Нас ждет триумф, – отчеканил Удаз и ничуть душой не покривил.
Что и говорить, Грэйн произвела впечатление. При виде ролфийки протрезвели даже те из гостей подпольного клуба, кто успел напиться еще до заката.
Никогда прежде Удаз Апэйн не оказывался в центре всеобщего внимания. Пожалуй, ему даже завидовали. Далеко ведь не каждому судится осуществить свои эротические фантазии, а ролфийка, которая держала бывшего тива под руку, воплощала все его мечты – была сурова, надменна, в мундире и при скэйне. Чего еще надобно знаменитому на всю Индару извращенцу? Тем паче что в левом крыле усадьбы располагался дом свиданий. Очень удобно. «Черный Лебедь» – это то самое место, где можно позволить себе многое, запрещенное традициями и моралью. А судя по начинающим подживать синякам на лице ир- Апэйна, он и его ролфийка нуждались именно в таких развлечениях.
За прошедший год «Черный Лебедь» стал еще популярнее и, само собой, богаче. Если раньше кулачные бои устраивались прямо в танцевальном зале, то сейчас под зубодробительное зрелище выделили отдельное помещение с подиумом для дерущихся и креслами для зрителей.
Под контрабандное вино и музыкальное сопровождение время вообще летит незаметно, а уж как захватывает азарт, и говорить нечего – ничего вокруг не замечаешь, ни дня, ни ночи.
Удаз и Грэйн сделали круг по запруженным праздным народом залам – себя показали и на других посмотрели. На колоритную парочку сложно было не обратить внимание, поэтому они решили сами себя
