верховного бога через своего самого физического и в тс же время психологического сына, в центре культа кото рого издревле помещается дитя, мистерия вскармливание и психологического перерождения с помощью глубин подземного мира. Если, как говорит Гатри, при встрече с ДИОНИСИЙСКИМ необходимо выбрать какую-то отправную точку, тогда почему бы не взять отправную точку самого бога, его дет ство? «Детство Диониса занимает видное место в мифах и в этом отношении с ним не сравнится ни один издругие богов, даже Зевс»*'. Далее Нильссон показывает, что в дио нисийских мистериях позднего периода в Италии «дитя занимает основное место в изображениях вакхическогс культа, мистерий и мифов в эту эпоху». «Инициацию» проходили малыши, даже младенцы. Обращаясь к рассмотрению наиболее древнего культа Диониса, существовавшего на Крите, Кереньи находит его там в виде божественной силы живой природы (zoe*) Жизнь (греч.) и укрощения этой природы. В нашем обсуждении Эроса, как отмечено выше, непреодолимое влечение и торможение нераздельны. Животная жизнь, напоминает нам Доддс, есть не безграничная потенция, а саморегуляция. Она имеет свои границы как в территориальном, так и в поведенческом отношении. В дионисийстве границы соединяют то, что мы обычно считаем разделенным. Философ одновременно является возлюбленным; Сократ — предающийся возлияниям Силен; склонный к разгулам Дионис имеет только одну жену — Ариадну. Дионис знакомит нас с пограничными явлениями, поэтому мы не можем сказать, безумен он или разумен, необуздан или рассудителен, сексуален или психичен, мужествен или женствен, сознателен или бессознателен. Кереньи отмечает, что «граница» появляется везде, где бы ни появился Дионис. Он властвует в пограничных областях нашей психической географии** (В другом, более важном отношении Кереньи (Die Herkuft der Dionysosreligion //Arbeitsgemeinschaft ft>r Forschung des Landes Nordrhein-Westfalen. LVIII. Cologne, 1956) старается спасти культ от варварской интерпретации, настойчиво утверждая, что он возник на Крите и пришел в Грецию с культурного юга; однако, согласно общепринятой точке зрения, Дионис пришел с варварского севера Фракии или с оргиастического, преизбыточного востока Малой Азии. Географическое место возникновения зависит в основном от того, как мы «размещаем» эту структуру сознания, поскольку исторические свидетельства сталкиваются с взаимными опровержениями и растворяются в предположениях). Здесь и происходит дионисийский танец, причем не в той или иной форме, а как амбивалентность, которая свидетельствует о том, что возможность для проявления дионисийского сознания есть везде, где возникает амбивалентность. Zoe — другой способ рассуждения об этой амбивалент ности. Ее можно назвать duree, которая была фантазией Гаррисона о Дионисе в контексте бергсоновского потока жизни* (Harrison J.E. Introduction //Themis. Cambridge. Eng., 1927. P. xiii «Я понял, почему Диониса, бога мистерий, выражающего и отражающего duree (длительность), единственного из греческих богов постоянно сопровождает thiasos (толпа, процессия); вопрос этог имеет решающее значение для понимания его природы. Бог ми стерий возникает из тех инстинктов, эмоций и желаний, которые сопровождают и выражают жизнь; но эти инстинкты, эмоции и желания, поскольку они религиозны, находятся в начале скорее группового, чем индивидуального сознания'. Тогда эта фантазия: помещает Диониса вместе с Матерью и создает полярность между 'жизнью' (Дионисом) и 'сознательным духом' (олимпийцами) Типичное разделение в психике наших западных ученых проявляются в суждении о богах. Кроме того, предполагается, что Дионис подобно 'бессознательному', не имеет разумного духа и что МИстерий этого бога имеют сходство с феноменами толпы»). Zoe, подобно ребенку, пока еще не имеет специфических характеристик, определяемых биографией и не отождествлена с мужской или женской структурой. Сила жизни, подобно ребенку, нуждается в кормлении Дионисийский опыт превращает женщин не в буйных истеричек и мятежниц, а в кормилиц. Они становятся кор милицами природного, давая материнское молоко всей жизни, ее неразборчивой zoe, поддерживая жизнь живот ного и ребенка посредством кормления «животного и «ребенка» в ритуале поедания плоти и позволяя излить ся молоку сострадания. Поглощенность пугающими аспек тами культа заставила нас отвести взор от всех его сфер и культа как целостности. Но сомнению можно подвергнул даже пугающие аспекты. Нильссон сомневается, «была ЛИ омофагия, хотя бы в исключительных случаях, каннибаль ским способом принятия пищи»** (О фантазии поедания детей как части ритуала в тайных культах см.: Robertso J.M. Christianity and Mythology. London, Watts, 1910. P. 208 ff. спримечаниямиибиблиографией; см. также: Dodds E.R. Pagai and Christian in an Age of Anxiety.Cambridge, Eng., 1965. P. 112. Евреев также длительное время обвиняли в ритуальном убийстве детей «с целью употребления крови для приготовления опресноков»; «свидетельства» и опровержения см.: StrackH.L. The Jews and Human Sacrifice. London: Cope & Fenwick, 1909. P. 169–235. Психологический смысл этих обсуждений заключен не в «факте» (действительно ли детей поедали или не поедали; и имеются ли антропологические «данные»), а в том, что отвратительные и ужасные образы, т. е. спонтанные психопатологические фантазии, играют центральную роль в мистерии трансформации психического. В силу архетипической необходимости этой фантазии мотивы убийства и поедания детей вновь возникают в связи с мистериальными культами независимо от исторических свидетельств pro и contra. (Человеческие жертвоприношения не осуществлялись в связи с культом Сатурна Северной Африки, который был не греческим, а римским и африканским, не дионисийским, а сатурнианским.) Аргументацию по поводу человеческих жертвоприношений в культе Диониса (ота-
Возвращение Дионисийского сознания
Повторим вкратце: Дионис олицетворяет коренной сдвиг сознания, в котором вместе с архетипической доминантой априорно задана бисексуальность. Эта структура позволяет покончить с женоненавистничеством. Мы вновь открыли актуальность Диониса в историческом развитии нашей области исследований, отталкиваясь от истерии. Мы разоблачили предрассудки, касающиеся его образа. Эти предрассудки удерживали нас от входа в другой вид сознания, и поэтому мы стояли в стороне, превратно понимая происходящее не только в дионисий-ских материалах, исследуемых наукой, но и в дионисий-ских материалах бессознательного, исследуемых терапией. «Войти» — значит «стать посвященным», а дионисийский культ требовал посвящения. Несмотря на это, мы не можем приблизиться к древним orgia, да мы и не хотим, чтобы нас вовлек туда мрачный менадизм через возвращение вытесненного. Быть может, существует иной путь. Можем ли мы вновь войти в дионисийское сознание через нашу тему женской неполноценности? Быть может, сознание можно трансформировать с помощью фемининного, которое помещается рядом с этой архетипической доминантой. Эту перспективу психология может придать идее Нильс-сона, чтобы переписать наши представления о Дионисе на основе современного опыта. В таком случае смещение сознания от аполлоновского к дионисийскому стало бы актом воли, превращением, первоначальным погружением «в другую сторону»; точнее сказать, при нашем приближении к нашей бисексуальности в нас войдет другое сознание. Ранее мы отмечали, что наиболее глубокие психологические вопросы лежат в алхимической тине, ожидая освобождения от многовековой конкретизации. Физическая женщина получила проекцию ужасной стороны физического мужчины (ср.: «Все мужики — сволочи»). Чтобы изменить это и восстановить фемининное, нам необходимо вначале осознать, а затем освободить психический аспект этих конкретизации. Таким образом, путь к другому сознанию начинается с возвращения указанных женских аспектов первоначального союза, возвращения к нашей первоначальной бисексуальности. Это означает обретение тех фемининных сторон, которых мы были лишены и которые мы назвали женскими. Наше сознание упустит тогда из вида свою длительную идентификацию только с мужскими качествами и направление мысли, прослеживаемое от «Аполлона» через Аристотеля и Галена к Фрейду и Мебиусу. Физиологические качества, которые были объявлены неполноценными и принадлежащими женщине, станут психологическими качествами, свойственными мужчине или женщине. Неполноценность перестанет быть только женской, так как теперь мы рассматриваем ее как часть соединенного человеческого сознания. Женское перестанет быть неполноценным, так как оно принадлежит структуре общечеловеческого сознания. Эту соединенную структуру архетипическая доминанта Диониса предназначает для единого сознания и единой картины мира. Вот что означает в реальной жизни Успение девы Марии: возвращение в психическое того, что приписывалось телу, устранение многовекового женоненавистничества, возвращение в сознание физического, женственного, неполноценного. Это и есть спасение того, что Юнг назвал «землей, мраком, ужасной стороной телесного мужчины с его животными страстями и инстинктивной природой, и…'материей' вообще». Каковы те физиологические качества, которые
