– Сколько тонн – вот что важно.
Паулюс упорно утверждал, что его люди делают все возможное, чтобы облегчить работу воздушного моста. Он защищал свои разгрузочные подразделения. Тиль защищал люфтваффе: самолеты вынуждены приземляться и разгружаться на неподготовленных взлетно-посадочных полосах и часто застревают в глубоком снегу или переворачиваются, попав в скрытые под ним воронки от снарядов и бомб, в результате чего одновременно могли действовать не более трех или четырех самолетов. Но Паулюс стукнул по столу кулаком.
– Снабжение должно продолжаться, так или иначе! – заявил он раздраженно. – Если его не будет, то для всей армии здесь это будет конец. Сброс контейнеров с грузами на парашютах оказался неудачным. Многие из них не могут быть найдены. Мои люди слишком слабы, чтобы искать их должным образом. Приземления должны продолжаться, несмотря на вражеский огонь. Экипажам надо приказать садиться и предавать военному суду тех, кто не будет этого делать.
После этот пустой подвальный склад, который стал центром когда-то большой армии, затопила долго копившаяся горечь, которая теперь нашла выход. Люди кричали, перебивая друг друга, гневно упрекая визитера в сотне вещей, – и все до одного обвиняли люфтваффе. И несчастный майор Тиль был вынужден сидеть там и выслушивать все это.
– У нас нет никаких запасов, никакой зимней одежды, никакой обуви… Вы можете лично убедиться, что люди настолько слабы от нехватки еды, что едва могут держаться на ногах… Попробуйте прожить на ста граммах хлеба в день… Вместо продовольствия вы прислали нам тысячу рождественских елок; все очень красивые и большие, но мы не могли их съесть… Вместо консервов нам послали конфеты… Один Ju-52 доставил нам только пакеты с перцем…
– Больше мы ничего не сможем здесь сделать, – сказал наконец Паулюс. – Мои люди слишком слабы, чтобы держаться. Кто должен отвечать за утверждения, что нас можно было снабжать по воздуху всем необходимым? Я полагался на это. Если бы мне сказали правду с самого начала, то я мог бы прорваться. Теперь думать об этом слишком поздно.
На эти высказывания фон Зейдлиц ответил красноречивым молчанием. Он все время настаивал на попытке прорыва, но Паулюс всегда отказывался. И генерал-майор Фибиг сразу же предупредил Шмидта, что будет невозможно обеспечить надлежащее снабжение Сталинграда по воздуху. Но Шмидт беззаботно заявил, что сделанное в Демянске может быть сделано и в Сталинграде. И Паулюс согласился с ним, но теперь предпочел об этом забыть.
– Фактически люфтваффе бросили нас в беде! – кричал он гневно. – И прекрасная армия должна расплачиваться за это.
Несчастный майор Тиль сидел там и слушал все это. Он был ни в чем не виноват. Ошибку совершил не Фибиг и даже не Рихтхофен. И конечно же не те, кто летал на самолетах, – они сделали все возможное в невозможных условиях. Людей, действительно ответственных за разгром, не было в той подвальной комнате русского универмага – за исключением самого Паулюса и его начальника штаба…
На 24 января 4-й воздушный флот все еще имел 308 Ju-52 и 355 Не-111. Казалось, что это много, но фактически только 114 из них были пригодны для использования, и бремя, лежавшее на их экипажах, было почти невыносимым. Они должны были при любой погоде пролетать почти 300 километров над вражеской территорией без истребительного прикрытия и затем приземляться на убогих аэродромах под русским артиллерийским огнем.
Мильха больше не было с ними, но он с расстояния все еще требовал от них сделать все возможное, выражая недовольство медлительностью, как ему казалось, некоторых командиров и угрожая военным судом.
22 января русские взяли аэродром Гумрак, и была подготовлена импровизированная сталинградская взлетно-посадочная полоса. Посадочные условия и средства обслуживания там были еще более неадекватными. Кроме того, полоса находилась под постоянным артиллерийским огнем. Число аварий при посадке увеличилось, обломки все новых и новых самолетов оттаскивали в сторону, чтобы держать взлетно-посадочную полосу свободной для тех, кто все еще прилетал. Пилоты люфтваффе, несмотря на снег, лед, туман и 50-градусный мороз, упорно доставляли грузы.
23 января русские прорвались прямо через Сталинградское кольцо и надвое разрезали немецкие силы. 25 января Ju-52, доставлявший груз, готовился вылететь обратно с ранеными, когда к западу от взлетной полосы показались русские, двигавшиеся развернутым строем. Пока механики отчаянно пытались запустить двигатели, все больше и больше людей, надеясь, что самолет взлетит, забирались на крылья и цеплялись за все, что можно. Приказы, ругательства, угрозы трибуналом – все было напрасно; люди отказывались повиноваться: это был их единственный шанс на спасение. Тем временем русские подошли достаточно близко, чтобы открыть огонь из автоматов. Ju-52 охватило пламя. Раненые в нем некоторое время кричали, затем уже не было слышно ничего, кроме треска огня.
Оборонявшиеся отошли теперь непосредственно в город, и, поскольку кольцо окружения сжалось, русский артиллерийский огонь стал еще более концентрированным и убийственным. В двух котлах оставались еще 150 тысяч человек, но теперь вообще было невозможно доставлять какие-либо грузы, хотя их все еще сбрасывали на парашютах. Однако слишком часто драгоценные контейнеры приземлялись на позициях русских. На улицах города шли рукопашные бои, и немцы оставляли дом за домом.
Паулюс со своим штабом и остатками II и IV корпусов находился в южной части города. XIV танкового корпуса больше не существовало. 50 тысяч человек еще держались в кольце к северу. Утром 31 января в ставке немецкого Верховного командования получили последнее сообщение от генерала Паулюса: «Русские здесь. Готовимся к уничтожению всего имущества».
XI корпус под командованием генерала Штрекера[178] сражался еще в течение двух дней. А затем в Сталинграде наступила тишина.
Самолеты с грузами по-прежнему появлялись, но все, что их экипажи могли увидеть в городе внизу, были русские колонны, двигавшиеся по разрушенным улицам. Руины еще дымились, но нигде не было никакой стрельбы. И так было повсюду.
Согласно русским данным, в плен были взяты 90 тысяч человек. В немецких докладах фигурирует цифра 123 тысячи. В ходе осады по воздуху были вывезены 30 тысяч раненых, но десятки тысяч других канули в вечность под руинами.
Воздушный мост в Сталинград потерпел неудачу. За него заплатили высокую цену: 536 транспортных самолетов, более сотни истребителей и жизни 2196 летчиков. Почти целый воздушный флот – и все бесцельно!
Глава 10
ПРОТИВОВОЗДУШНАЯ ОБОРОНА ГЕРМАНИИ
Осенью 1940 года Каммхубер, снятый со своего поста в связи с инцидентом в Мехелене, был назначен командиром ночной истребительной дивизии, и ему поручили создать противовоздушную оборону Германии. Англичане регулярно совершали ночные налеты на Германию, но это были не очень мощные налеты, и они причиняли немного ущерба. Однако из соображений престижа было решено предпринять против них действенные меры.
Каммхубер решил, что лучшим средством обороны будет дальний ночной истребитель, способный атаковать ос, едва те покинут свои гнезда. Поэтому он сформировал четыре эскадрильи[179] из лучших ночных летчиков-истребителей и первоначально оснастил их Do-17Z, а позднее – Ju-88C-6. Задача этих эскадрилий состояла в том, чтобы совершать набеги на базы, с которых поднимались британские бомбардировщики. Бомбардировщики предполагалось атаковать и на взлете, и позднее, во время захода на посадку. Одновременно следовало атаковать наземные сооружения авиабаз.
Вскоре стало ясно, что эта тактика успешна. Из показаний попадавших в плен британских летчиков следовало, что такая беспокоящая тактика немецких дальних ночных истребителей ощутимо мешала британской программе ночных бомбардировок. Многие британские бомбардировщики оказывались сбиты прежде, чем успевали покинуть воздушное пространство Англии, и, поскольку ночные истребители становились все более опытными в использовании такой тактики, число потерь начало возрастать. На основе четырех первоначальных эскадрилий планировалось создать эскадру из двух групп, а вскоре увеличить их число до трех. Каммхубер был доволен успехами и хотел утроить свои силы. Геринг поддержал
