Седовласая женщина, от которой никто не ожидал такой ловкости, бросилась ничком на пол, молниеносно откатившись прочь, — и Конан, мгновенно воспользовавшись замешательством противника, метнул в него меч.
Пущенный мощной дланью северянина, клинок просвистел в воздухе — и вонзился прямо в грудь бандиту. Тот рухнул навзничь, и сталь зазвенела о мрамор.
Все было кончено.
…Некоторое время в зале слышалось лишь тяжелое дыхание бойцов, да клокочущие хрипы умирающих. Молчание нарушила графиня Лигейя:
— Полагаю, я должна благодарить вас за спасение, господа? Хотя жаль, что вы не появились на пару мгновений позже… но, полагаю, мне едва ли стоит роптать.
Конан и Палома не совсем поняли, что она имела в виду, но переспрашивать не стали. Сейчас было не до того.
— Думаешь, они там, внизу, что-то слышали? — встревожено спросила северянина девушка. — Вроде бы, никто не успел закричать…
Тот пожал широченными плечами.
— В любом случае, скоро встревожатся. Либо вниз кто-то спустится, либо захотят подняться сюда…
— Тридцать человек… — Палома поморщилась. Покосилась на окно. — Нет, через эти проклятые бойницы даже мне не выбраться — о тебе я уж молчу.
— Верно. Ладно, придется поискать другой путь.
Не дожидаясь возражений напарницы, киммериец бросился прочь из зала. Оставшись одни, женщины тревожно переглянулись.
— Выхода нет, верно? — спросила графиня таким спокойным тоном, словно обсуждала погоду.
Палома не желала поддаваться отчаянию. В конце концов, совсем недавно их положение представлялось куда более плачевным.
— Выход есть всегда, — только и ответила она. — Его просто надо отыскать. — И, не желая больше тратить время на пустые разговоры, принялась подтаскивать к дверям самую тяжелую мебель — кресла, стол, сундук— чтобы, в худшем случае, они могли забаррикадироваться в зале. Нужно только дотянуть до утра! Тогда можно будет попробовать позвать на помощь из окна… да мало ли еще что придумать! Хоть даже поджечь весь этот проклятый особняк!..
Тем временем, вернулся Конан.
— Везде одно и то же, — удрученно оповестил он. — Не окна, а мышиные норы!
— Крыша! — внезапно воскликнула Лигейя. И верно!
Крыша особняка, плоская, как это принято в Коршене… если забраться туда, там куда легче обороняться, чем в этом зале-ловушке, да и на помощь позвать… все втроем они ринулись к лестнице. Даже у Лигейи в руках был меч, явно слишком тяжелый для хрупкой женщины, но ни Конан, ни Палома не посмели ничего ей сказать.
А внизу уже поднялась тревога — должно быть, кто-то обнаружил трупы в подвале. Кто-то заорал истошно:
— Магрин! Пленники сбежали!
— Тусцелла! Эй, что у вас там?!
Послышался топот сапог, звон оружия…
Но беглецы уже достигли винтовой лестницы, ведущей на крышу. Конан задержался на мгновение, чтобы столкнуть вниз самого ретивого из преследователей, давая женщинам время укрыться в безопасности — бандит, сыпля ругательствами, покатился по ступеням, увлекая за собой еще двоих товарищей. Воспользовавшись их замешательством, киммериец устремился наверх.
Деревянный люк запирался выдвижным засовом — правда, довольно хлипким, но все же дававшим надежду на передышку. Снизу уже сыпались удары, слышалась отчаянная ругань и угрозы.
Северянин велел женщинам осмотреться — но сам остался у люка, готовит в любой миг отразить нападение. Судя по тому, как трещали плохо пригнанные доски и выгибался в петлях засов — надолго эта преграда бандитов не остановит…
Откуда-то сзади послышался взволнованный крик Паломы. Но Конан не успел толком разобрать, что она кричит. Доски раскололись, брызнув щепами — и вновь начался бой.
По счастью, на узкой лестнице мог сражаться лишь один человек; бандиты лезли вверх, одержимые яростью и жаждой мщения, лишь мешая друг другу — и пока киммерийцу не составляло труда отбивать атаки. Один за другим раненые падали вниз по ступеням…
Но их место тут же занимали новые бойцы — а силы Конана были не беспредельны. Рано или поздно он устанет работать мечом… и что тогда? И где же — Сет ее побери! — подевалась Палома?!
В этот миг наемница оказалась рядом с ним.
— Спасены! Там — подмога! — Она мотнула головой куда-то назад.
Но Конан уже услышал и сам. Вопли у ворот особняка. Лязг мечей. Топот бегущих ног. …Гарбо наконец подоспел на помощь.
— Госпожа, там прибыл эскорт, который за вами прислал его сиятельство граф Лаварро! — Служанка, в низком поклоне присевшая перед креслом пожилой дамы, восторженно округлила глаза. — Человек сорок стражников, госпожа, все конные, с графскими штандартами… Ох!
Лигейя ласково улыбнулась девушке.
— Эскорт графа Лаварро подождет, дитя. Я еще не закончила свои дела в доме сына. — Она обернулась к Паломе, сидевшей на низком диване напротив. — Жаль, что не удалось избежать огласки. Рано или поздно я все равно намеревалась выйти из своего добровольного заточения — но все же не таким… шумным образом.
Наемница засмеялась. За несколько часов, прошедших после их чудесного спасения, две женщины почти не расставались; во дворце Месьора им отвели смежные покои, чтобы они могли отдохнуть после пережитых потрясений, однако они предпочли отдыху дружескую болтовню. Палома и сама не заметила, как успела рассказать Лигейе почти всю историю своей жизни…
Что касается супруга графини, то, разумеется, после резни, которую устроил Гарбо сотоварищи в центре Коршена, скрыть от него происшедшее было невозможно, однако ему, как и всем остальным, преподнесли сильно измененную и урезанную версию событий: якобы злодей Тусцелла, желая получить богатый выкуп, выкрал графиню прямо из сада, где она гуляла — но был замечен храбрецом Гарбо, который и вызволил несчастную жертву из лап коварных негодяев.
— Зато теперь Лаварро задаст бал в вашу честь — мы сможем на славу повеселиться!
— О, да, дитя, ты ведь любительница графских балов, я помню…
Смущенная, Палома не ответила, не зная, как реагировать на эти слова: слишком уж двусмысленным было ее первое и последнее появление во дворце, две луны тому назад. И откуда затворница Лигейя могла узнать?..
— Грациан рассказал мне эту историю. Признаться, я смеялась, как безумная!
Вот если бы мне еще кто-нибудь объяснил смысл шутки, — мрачно подумала Палома. Но вслух сказала совсем другое:
— Грациан… Я беспокоюсь за него. Он рисковал вашей жизнью — так глупо, бездумно и ненужно! И он отталкивает от себя хороших, верных ему людей! Зачем?!
Лигейя поднялась с кресла, прошлась по комнате, затем присела рядом с Паломой и ласково взяла ее за руки.
— Ты так юна и наивна, дитя… Боги, мне кажется, я никогда не была такой… Дай слово, что не забудешь меня и станешь навещать во дворце: мне это так необходимо! Словно пьешь чистую воду… — Она помолчала. — Что же касается моего сына — мне трудно судить. Он так изменился за те годы, что мы не виделись с ним. Особенно, после этого увечья… Теперь он куда меньше похож на своего отца! Потому что если бы вся эта история случилась лет десять назад, я сказала бы с уверенностью, что по какой-то причине Грациан пожелал избавиться от меня — и намеренно устроил все именно так. Сейчас же… не знаю. Скорее всего, он просто не учел, на что способен Тусцелла. Хотя, возможно, он надеялся таким образом опознать
