версия истории о Федре и Ипполите.[53]
Возможно, придумав историю, будто Фауста сама сделала соответствующее предложение Криспу, друзья Криспа надеялись спасти его.
Нередко такое встречное обвинение оказывается успешным. В противном случае оно усугубляет положение обвинителя.
Именно по этой причине Крисп был сослан в Полу. Если бы у Константина нашлось время на раздумье, он, скорее всего, усомнился бы в правоте обвинителей. Однако Фауста хорошо знала своего мужа. Он привык действовать быстро. Она лишь заставила его действовать чуть быстрее, чем обычно, и он попался на ее уловку.
Одной из особенностей ложного обвинения является то, что его нельзя отозвать. Как только слова прозвучали и Крисп оказался в Поле, он уже не мог оттуда вернуться. Смерть его стала необходимостью. Императрица может совершить многое, чего не может обычная женщина. Как бы это ни было сделано, но это было сделано. Крисп навечно остался в Поле.
Некоторые полагали, что сам Аблавий, префект преторианской гвардии, написал следующий дистих и поместил табличку на стену дворца:
Как можно предположить, последовавшая передышка не принесла много радости. Она длилась достаточно долго, чтобы остудить гнев и поколебать уверенность Константина; окончилась она с прибытием ангела мщения. Это была не бабушка Криспа, святая Елена, как предполагали историки, а его жена, Елена, дочь Лициния… К сожалению, она опоздала. Крисп был уже мертв. Старик Лициний никогда не был трусом и размазней; то же можно сказать и о его дочери. Молодая женщина, решившая отомстить за любимого мужа, не остановится ни перед чем. Елена была готова выцарапать глаза всякому, кто встал бы на ее пути. Она налетела на Константина, как огненная лава или землетрясение. И если сначала стихия увлекала его в одну сторону, то теперь его влекло в сторону противоположную. У Елены имелось важное преимущество – на ее стороне была правда. Сказка, придуманная Фаустой, работала до тех пор, когда у слушателей начали возникать вопросы.
Теперь вопросы задавала молодая женщина, еще более оскорбленная тем, что Крисп якобы забыл ее. Если у Фаусты и был шанс избежать наказания, построив обвинение таким образом, она упустила его. К своему ужасу Константин стал постепенно осознавать, насколько же он был одурачен. Смерть Криспа являлась не только несправедливым и абсолютно ненужным убийством невинного человека, это был совершенно непоправимый поступок, последствия которого невозможно было смягчить или загладить раскаяниям… Преступница добилась своего – ведь теперь ничто и никто не могло помешать детям Фаусты занять императорский престол. Невинных нельзя было наказать за деяния их матери и нельзя было лишить права на престол из-за гибели Криспа.
Успех преступления Фаусты означал, по-видимому, ее гибель. Поскольку исправить что-либо было уже невозможно, оставалось только расплачиваться. Скорее всего, Константину был невыносим один ее вид и любое упоминание о ней – по крайней мере, это естественные предположения. Когда Константин разрешил ей умереть, он просто нашел выход из безвыходной ситуации и избавил Фаусту от ужасов пожизненного заключения и от бремени воспоминаний, ставших мукой для него, для нее и для всех их близких. Она вступила в заговор с целью добиться смерти невинного человека; даже сегодня наказанием за это является смертный приговор. Смягчающие обстоятельства отсутствовали.
Все, участвовавшие в заговоре, были наказаны по закону. Весь ход заговора был прослежен, и главный инициатор установлен. Историки сходятся во мнении, что Фауста утонула в горячей ванне. Таков был конец дочери Максимиана Геркулия. Хотя она умерла, зло, совершенное ею, пережило ее, но насколько и какое значение оно имело, сказать не может никто.
Вскоре после этого Константин покинул Рим.
Мало кто испытывал бы к древнему городу теплые чувства после таких событий. Город отомстил поборнику перемен. Его планы на будущее оказались уничтоженными. Теперь он лишился преемника. Все вновь оказалось в руках судьбы.
Однако, как свидетельствуют историки, и в духовном плане то лето в Риме не прошло без последствий. Согласно легенде, которая, впрочем, едва ли может служить историческим свидетельством, он так глубоко переживал смерть Криспа, что обратился к языческим жрецам. Но они сказали ему, что такую вину невозможно ничем искупить. После этого он обратился к христианской церкви, и она даровала ему отпущение грехов. Так он стал христианином.
Скорее всего, история эта имеет мало отношения к реальным событиям жизни императора, тем не менее она, по-видимому, наглядно иллюстрирует изменения, происходившие в его сознании. Он уже столкнулся с христианством как фактором политической жизни империи. Теперь оно пришло в его личную жизнь, и не стоит удивляться тому, что потрясение от этого соприкосновения было велико. Старая религия оказались никуда не годной, когда речь шла о преодолении столь глубокого душевного кризиса, какой переживал Константин. Она ничего не могла сказать в утешение и не могла предложить ему ничего, кроме нескольких обрядов внешнего очищения и нескольких утешительных фраз, столь же безвкусных, сколь и бессмысленных. Вполне вероятно, что Константин вовсе не нуждался ни в каких утешительных фразах. Возможно, именно тогда он понял, что стояло за властью и силой епископов.
Проблема Фаусты представляли собой еще большую трудность. Если с Криспом он мог еще когда-то встретиться в другом мире, объясниться и успокоить свою душу, то хотел ли он встречаться с Фаустой? Нередко противоречивость чувств человека в такой ситуации вызывает смятение. С течением времени наши враги становятся частью нашей жизни. Перед высшим судом предстает и сам раб Божий, и его жена, и его дети, и его слуги, его друзья и враги, его бык и его осел, его собака и даже незнакомец, стоящий у порога его дома. Что станет со всеми ними, с теми людьми и всеми существами, без которых мы не можем жить, но и с которыми мы больше не можем жить?
Так или иначе, Константин не вполне доверял религии, которую поддерживал. Аблавий бросил в его адрес яростное «Нерон». Неужели двору первого христианского императора было суждено пережить скандалы, которых не знал даже двор Диоклетиана? Судя по всему, Константина это очень беспокоило. С самого начала все обстоятельства, связанные со смертью Фаусты и Криспа, тщательно скрывались. Писатели, приближенные к императору, практически не упоминают о них. А враги Константина имели о них весьма смутные представления.
Но это была ошибка. Пытаться скрыть такие вещи – верный путь предать их нежелательной огласке. Со времен Константина мало кто из историков, писавших о той эпохе, воздерживался от комментариев на эту тему, причем не всегда доброжелательных. Если бы Константин не стал утаивать от общества обстоятельства смерти Криспа, возможно, он нашел бы понимание. Однако намек, полуправда, вымысел и провокационное молчание – все это приводит в действие самые низменные стороны человеческой натуры. Последствия ошибки заключались в том, что за ним навеки закрепилась репутация убийцы и тирана, хотя казнить сына его заставили обманом, а приговоренная им к смерти женщина вполне того заслуживала.
Константин направился обратно на восток. Там его ждали дела, занимаясь которыми он мог забыть ужасы того римского лета. Он решил обезопасить восточные границы империи, создав там ее новый центр, новый Рим, который мог бы господствовать над всеми восточными провинциями. Александрия находилась слишком далеко на юге. Антиохия располагалась не в самом удобном месте. Они оба жили слишком своей, слишком отдельной жизнью, чтобы стать новым центром. Никомедия не нравилась Константину. Он долго размышлял над возникшей проблемой и, очевидно, не раз обсуждал ее со своими приближенными. Кто-то предложил ему место возле Трои, и в этой идее присутствовало рациональное зерно. Старая легенда гласила, что римляне вернутся в город, из которого они бежали…
Однако имелись и серьезные возражения. Чтобы укрепить Трою, потребовалось бы очень много усилий и материальных затрат. К тому же гавань там была не очень удобной. В конечном итоге выбор Константина пал на старый греческий город Византии. Никому никогда не приходило в голову оспаривать тот факт, что со всех точек зрения это был наилучший выбор.
Византии стоял в центре, там, где великий сухопутный путь из Европы в Азию пересекался с великим морским путем между Эвксинским Понтом и Средиземным морем. Он контролировал оба этих важнейших пути и не давал возможности завоевателям проникнуть из одной части страны в другую. Он располагался в
