божественный нектар!
— Значит, Гуляр, ты теперь можешь погулять?
— Так точно, сударь.
— В таком случае гуляй за нами в пятнадцати шагах и стань в стороне около той двери, в которую мы войдем. Я, вероятно, поручу тебе одну хорошенькую барышню, которую ты сведешь к господину Домини. И смотри в оба: это тонкая штучка, она проведет тебя и улизнет, как вьюн.
Они вышли, и слышно было, как Женуйль с грохотом и звоном запирала на замки дверь.
XXV
Быть может, вам нужны деньги? Или, быть может, вам нужно одеться по самой последней моде, или иметь прекрасную рессорную коляску, или пару ботинок? А то не угодно ли вам настоящую кашемировую шаль, фарфоровый сервиз или очень дорогую картину?
Все это вы можете достать от госпожи Шарман, улица Нотр-Дам-Делорет, № 136, — и не только это, но и кое-что другое, что запрещено называть товаром. Вообще профессия госпожи Шарман была настолько почтенная, что уже несколько раз эта дама доставляла немало хлопот Лекоку, а потому нуждалась в нем и боялась его как огня. Она встретила его и его спутника, которого приняла тоже за сыщика, так, как может только внештатный чиновник принять у себя своего директора департамента.
Она поджидала их. Едва раздался их звонок, как она уже выбежала навстречу в прихожую с приятной, почтительной улыбкой на лице.
— Я вижу, милая дама, — начал Лекок, — что вы получили мою записку?
— Да, сударь, сегодня рано утром, я еще была в постели.
— Очень рад. А я вас не побеспокоил своим поручением?
— Что вы, господин Лекок! Пожалуйста, не задавайте мне таких вопросов! Вы знаете, что для вас я готова в огонь и в воду. Я принялась тотчас же за выполнение поручения, и все уже готово.
— Значит, вам известен адрес Пелажи Тапонне по прозванию Дженни Фанси?
— Да, сударь, да, останетесь довольны.
— Продолжайте!
— Третьего дня я имела удовольствие лично видеться с мисс Дженни Фанси.
— Вы смеетесь!
— Никоим образом. Можете себе представить, она мне должна четыреста восемьдесят франков уже более двух лет. Ну конечно, вы легко себе вообразите, что на этом я уже давно поставила крест и даже совсем позабыла о ее долге. Как вдруг третьего дня приходит ко мне сама мисс Фанси, такая расфуфыренная, и говорит: «Я получила, Шарман, наследство, у меня теперь много денег, и я пришла уплатить вам по счету». И она действительно не дурачила меня, так как у нее был полный ридикюль банковских билетов и она сполна оплатила мой счет.
При этих словах Лекок и отец Планта переглянулись. Им обоим пришла в голову одна и та же мысль. Это наследство, о котором говорила мисс Фанси, все эти банковские билеты, составляли собой не что иное, как плату за услугу, оказанную Треморелю.
Однако сыщик хотел больше узнать об этой девушке.
— В каком положении, — спросил он, — эта девушка находилась до получения наследства?
— Ах, сударь, — отвечала госпожа Шарман, — в самом отчаянном положении. С тех пор как бросил ее граф и она проела все свои пожитки, она окончательно пала. А ведь какая это была комильфо! Вот что значит для женщины иметь разбитое сердце! А в последнее время она стала еще к тому же и пьянствовать, говорят, пила водку и пропилась до последней нитки. И когда, бывало, получала от своего графа деньги, — а он ей иногда присылал, — то, вместо того чтобы сшить себе лишнее платье, она швыряла их в обществе таких же выпивох, как и сама.
— А где она живет?
— Недалеко отсюда, в меблированных комнатах на Вентимильской улице.
— Отчего же она не здесь? — спросил в удивлении Лекок.
— Что делать, дорогой господин? Гнездо-то знаю, а до птички еще далеко. Сегодня утром, когда я посылала к ней свою девочку, птичка куда-то уже улетела.
— Черт возьми! Это… это меняет наши планы. Придется идти отыскивать ее самому.
— Будьте покойны. До четырех часов Фанси должна вернуться, и моя девочка уже ожидает ее у швейцара с приказанием немедленно доставить ее ко мне, не дав ей даже возможности подняться наверх.
— В таком случае подождем.
Но не прошло и четверти часа, как госпожа Шарман, прислушавшись, поднялась.
— Это шаги моей девочки на лестнице, — сказала она.
И уже было направилась к двери, как сыщик остановил ее за руку.
— Одно слово… — сказал он. — Как только начнется у меня разговор с этой девушкой, соблаговолите уйти к своей команде, так как то, о чем я буду говорить, вам вовсе не интересно.
— Слушаю, сударь.
— И смотрите у меня! Ни малейшего плутовства! Я знаю, что около вашей спальни есть маленький кабинетик, откуда слышно все от слова до слова, что здесь говорят!
Девочка отворила дверь в гостиную, и, шумя на ходу шелками, в комнату во всей своей красе вплыла сама мисс Дженни Фанси. Она негодовала.
— Это еще что такое? — воскликнула она на пороге, ни с кем даже не поздоровавшись. — Меня ищут, поджидают, чуть не силой волокут сюда, эта девчонка грубит!..
Но госпожа Шарман бросилась к своей бывшей клиентке, против ее воли обняла и прижала к сердцу.
— Милая моя, — сказала она, — вы сердитесь, а я рассчитывала, что вы меня же еще поблагодарите!
— Я? За что?
— Я готовлю для вас сюрприз. Я уж не такая неблагодарная. Вчера только вы оплатили свой счет, а сегодня я хочу вам сделать за это приятное. Идите же скорее, прыгайте до потолка от радости, вам представляется для этого великолепный случай. Я приготовила для вас громадной ширины плюш…
— Стоило меня из-за этого беспокоить!
— Шелковый, дорогая моя, по тридцать франков за метр. Что? Ведь это неслыханно, невероятно!
— Это в июле-то плюш! Да вы надо мной смеетесь!
— Позвольте мне вам его показать!
— Оставьте, пожалуйста!.. Мне пора идти обедать.
И она хотела удалиться, к великому горю для госпожи Шарман, но вмешался Лекок.
— Если я не ошибаюсь, — воскликнул он, — я имею счастье видеть мисс Фанси?
Она измерила его полунадменным-полуудивленным взглядом.
— Да, — ответила она. — Это я. Что же из этого?..
— Как! Неужели вы позабыли меня? Разве вы меня не узнаете?
— Нет, не узнаю.
— А я ведь один из ваших поклонников, очаровательная, и имел удовольствие завтракать у вас, когда еще вы жили близ площади Мадлены. Это еще во времена графа!
И он снял очки, точно для того, чтобы протереть их, а на самом деле, чтобы злобным взглядом удалить из комнаты госпожу Шарман.
— Когда-то мы были большими приятелями с Треморелем, — продолжал он. — Давно вы о нем имеете известия?
— Я виделась с ним восемь дней тому назад.
— Так давно! Значит, вы не слышали от него его ужасную историю!
— Нет. Какую?