карете как-то очень странно пахло… Запах нисколько не походил на обычные духи Шарлотты.
Пытаясь хоть что-то разглядеть, Изабель позвала:
— Шарлотта!.. Шарлотта, где ты?!
Внезапно послышался тихий смех, но он совсем не походил на смех Шарлотты. Изабель потянулась к занавескам, чтобы раздвинуть их, но тут чья-то сильная рука — явно мужская — сжала ее запястье.
— Позвольте мне это сделать, дорогая, — услышала она знакомый голос, на сей раз показавшийся ей зловещим.
Тут занавески на противоположном окне раздвинулись, и Изабель зажмурилась от слишком яркого света.
— Мистер Беннинг! — воскликнула она. — Но что вы здесь делаете? Где Шарлотта?
— Моя падчерица, разумеется, дома.
Изабель в недоумении уставилась на Гарольда Беннинга.
— Это… какая-то шутка? — пролепетала она.
Какое-то время он молча смотрел на нее. Потом усмехнулся и тем же зловещим голосом произнес:
— Нет, это не шутка, моя дорогая.
Что-то в его поведении и облике насторожило Изабель, и она почувствовала, как заколотилось ее сердце.
Ее вдруг охватила паника, и она потянулась к дверце кареты.
— Мистер Беннинг, я должна сказать Роману, что с Шарлоттой все в порядке и что она сейчас дома. А Роман тут, возле кареты…
Гарольд Беннинг с ухмылкой кивнул:
— Пожалуйста, дорогая. — Протянув руку, он открыл дверцу. — Можете сказать ему все, что хотите.
Изабель вскрикнула и тут же прикрыла рот ладонью. Роман стоял возле кареты на коленях со связанными за спиной руками. А Калцер держал пистолет у его виска. Рядом лежал бесчувственный кучер Романа, и по его щеке из раны на голове стекала кровь.
Роман поморщился и пробормотал:
— Изабель, вышло так…
Тут Калцер ткнул Романа кулаком в бок, и тот глухо застонал. Изабель громко закричала и попыталась выпрыгнуть из экипажа, но Беннинг схватил ее за плечо и бросил обратно на сиденье.
Пытаясь подняться, Роман крикнул:
— Не тронь ее!
Но Калцер тут же снова его ударил и проворчал:
— Если не хочешь, чтобы леди застрелили, оставайся на месте.
А Беннинг рассмеялся и, обращаясь к Калцеру, спросил:
— Лорда Хоксли было нетрудно приструнить?
Калцер тоже засмеялся:
— Совсем нетрудно. Этот влюбленный болван так волновался за мисс Шарлотту, что ничего вокруг не замечал. Мне не составило труда расправиться и с ним, и с его кучером.
Тут Изабель, взглянув на Беннинга, в ужасе закричала:
— Господи, зачем вы это сделали?! Почему?!
— Странный вопрос, дорогая… Я сделал именно то, что уже долгие годы требовала справедливость.
Внезапно Изабель все поняла. И теперь страх ее сменился гневом.
— Значит, это вы все придумали!.. Это вы говорили в саду с Робби Боунсом! Это вы решили погубить Маркуса! — кричала она в ярости.
— Вы всегда были сообразительной, дорогая, — процедил Беннинг. — Да, все именно так, как вы сказали.
— Вы — Г. Тернер!.. Гарольд Тернер! И вы — брат Бриджет Тернер!
— Мы полагали, что вы умерли, — пробормотал Роман, Гарольд Беннинг пристально посмотрел на него, и теперь его глаза казались голубыми льдинками.
— Да, можно сказать, что я умер. Ваш проклятый братец убил меня в тот самый день, когда убил мою сестру.
— Он ее не убивал. Она сама убила себя, — возразила Изабель.
— Ее вынудили это сделать! — рявкнул Беннинг. — Она приняла такое решение, когда узнала, что носит бастарда Маркуса Хоксли. Я обожал свою сестру, и мы строили грандиозные планы на будущее. Наш отец был коммерсантом, но Бриджет заслуживала лучшей участи. Она не желала становиться женой торговца. Ей следовало стать женой титулованного лорда, именно так мы решили. Еще детьми мы строили планы и думали, как добиться этой цели. А потом, когда я уже служил во Франции, она написала мне, что подцепила наследника титула. Ее беременность была уловкой: ей хотелось окончательно поймать наследника в свои сети. Но оказалось, что Маркус Хоксли ввел Бриджет в заблуждение, заставил считать его наследником. Увы, бедняжка при всем своем кокетстве и умении покорять мужчин не очень-то разбиралась в подобных делах. Она никогда не появлялась в высшем свете и никого не знала из этого круга. Я написал ей и сообщил, что Маркус — всего лишь младший сын графа. И я уговаривал сестру разделаться с ублюдком, которого она носила во чреве. Но наш отец каким-то образом узнал о ее беременности, и она не успела избавиться от плода. Отец же грозился выгнать ее из дома без единого фартинга, и Бриджет пришлось сделать то, что она сделала. Пришлось покончить с собой.
— Но ведь это безумие! — воскликнула Изабель. — Как вы можете винить Маркуса, если Бриджет намеренно завлекала его в ловушку?
— Он был негодяем и лжецом! Мог наговорить что угодно — только бы затащить женщину в постель.
— Это гнусная ложь, — вмешался Роман. — Маркус никогда не вводил Бриджет в заблуждение. Вы ведь сами сказали, что она никогда не бывала в высшем обществе. Мы с братом внешне очень похожи. Вероятно, ваша сестра вообразила, что Маркус — старший сын. Но он собирался честно поступить с Бриджет и ребенком, он хотел на ней жениться.
— Она не желала выходить за младшего сына! — вопил Беннинг. — Из-за его лжи она и повесилась! Он отнял у меня Бриджет!
Снова взглянув на Беннинга, Изабель в ужасе отшатнулась; теперь в глазах этого человека были явственные признаки безумия.
— Я долгие годы провел в странствиях по континенту, разрабатывая свой план, отшлифовывая его, — продолжал Беннинг. — А потом, уже в Англии, я много раз перекраивал себя, пока не достиг совершенства и не стал самым модным из всех лондонских денди, мистером Гарольдом Беннингом. В Лондоне же я нашел себе достойную супругу, женился на тщеславной и глуповатой Летиции, сентиментальной особе, отчаянно нуждавшейся в подтверждении того, что подлинная любовь существует в нашем жестоком мире.
Теперь Изабель смотрела на этого человека не только со страхом, но и с искренним изумлением.
— Неужели вы совсем лишены совести?
Беннинг презрительно фыркнул.
— Моя совесть умерла в тот день, когда я потерял сестру. Теперь я возвращаю долг, то есть отбираю кое-что у Маркуса Хоксли. Сначала я намеревался отобрать у него картину Томаса Гейнсборо, которую он мечтал заполучить, а его самого обвинить в краже и засадить в тюрьму. Я бы успокоился, если бы его арестовали и обрекли на пожизненное тюремное заключение. Но вмешались вы, моя дорогая. Сначала я
