будет сказано в этой комнате, станет известно всей женской части светского общества.
Наконец мистер Блэк, откашлявшись, заговорил:
— Я вызвал вас сюда в связи с исчезновением известной картины Гейнсборо.
— О чем вы?.. — Граф уставился на него в изумлении.
— Картина Томаса Гейнсборо исчезла, — пояснил лорд Ярмут, явно оживившись. — Исчезла из этого особняка.
— Да, совершенно верно, — кивнул Данте. — Эту картину должны были выставить на сегодняшний аукцион. Когда же я послал своего человека, чтобы тот принес полотно в эту гостиную, на него напали, а картина была похищена.
— Напали?! — воскликнула Изабель. Прежде Данте об этом не упоминал. — А ваш человек… Он…
— К счастью, нет, — ответил мистер Блэк. — Он получил сильный удар по голове, но жизни его ничто не угрожает. Что же касается похищенной картины, то она стоит целого состояния, пусть и небольшого. Человек же, проявлявший к ней интерес… Если не считать лорда Ярмута, приехавшего на аукцион в качестве представителя принца-регента, то единственным таким человеком является мистер Маркус Хоксли.
— Маркус Хоксли? — переспросил лорд Уоллинг.
— Да, именно он, — ответил аукционист. — Так вот, мистер Хоксли был последним человеком, видевшим карти… — Данте умолк и, покосившись на Изабель, добавил: — То есть так я считал. Когда же я нашел мистера Хоксли, леди Изабель бросилась ему на помощь и заявила, что он не брал картину. Ведь так, леди Изабель?
— Говори же, Изабель, — в смущении пробормотал граф.
Все взгляды обратились в ее сторону, и тут она вдруг почувствовала какую-то необыкновенную легкость.
Но, все же, она медлила. Сомнения, уже посетившие ее в этой комнате, снова вернулись, только теперь они возросли стократно. А внутренний голос тем временем твердил:
Изабель посмотрела на Данте Блэка, и ей почудилось, что она в его глазах читает: «
Возможно, ей следовало воспользоваться выходом, который предлагал ей Данте. Она могла бы изобразить смущение. Могла закатить истерику. Могла притвориться… что ничего не помнит от волнения. Могла бы заявить, что отправилась на аукцион только с одной целью — посмотреть акварели. Отец, прекрасно знавший о ее интересе к этому виду искусства, непременно поверил бы.
Изабель снова посмотрела на Данте и, увидев его улыбку триумфатора, в ужасе похолодела.
По какой-то непонятной причине Данте хотел обвинить в преступлении именно Маркуса, но она-то прекрасно знала, что он этого преступления не совершал. Неужели она бросит в беде ни в чем не повинного человека, причем порядочного человека? А она нисколько не сомневалась в том, что Маркус — глубоко порядочный человек. Ведь отказался же он от ее необдуманного предложения, хотя многие из известных ей мужчин приняли бы его с удовольствием. Да, многие приняли бы, но не таков был Маркус. Он подумал о ее отце и даже сказал, что она заслуживает лучшего. И, следовательно, она никак не могла покинуть его в беде.
Глядя прямо в глаза отца, Изабель отчетливо проговорила:
— Мне жаль тебя разочаровывать, но мистер Хоксли не крал картину и не нападал на человека мистера Данте.
— Но откуда ты это знаешь, Изабель?! — воскликнул граф.
— Знаю, потому что мистер Хоксли был со мной. Все это время мы провели вместе.
И тотчас же раздалось громкое восклицание леди Ярмут, означавшее, очевидно, крайнюю степень изумления. А затем Уоллинг что-то пробурчал себе под нос.
— Да, понимаю… — кивнул граф, поднявшись на ноги. Лицо его было искажено гневом. Повернувшись к Данте, он спросил: — Где я могу найти мистера Хоксли?
Маркус сидел в библиотеке особняка Уэстли, в отчаянии сжимая и разжимая кулаки. За ним неусыпно наблюдали двое охранников, причем они оба уже извлекли пистолеты из карманов сюртуков. В очередной раз покосившись на них, Маркус в ярости стиснул зубы. Да уж, Данте Блэк знал свое дело. Если бы этот негодяй оставил его наедине с одним охранником, он непременно вступил бы с ним в рукопашную, но с двумя?.. Положение усугубляло еще и то обстоятельство, что Изабель Камерон находилась одна где-то в этом же доме. Поэтому он и не мог рисковать, не мог устроить потасовку.
Ему вдруг вспомнилось, какой была Изабель, когда он обнимал ее. Распущенные длинные волосы, черные как вороново крыло… И удивительно ясные синие глаза, смотревшие на него с надеждой. А ее фигура, ее чудесное тело, которое она так настойчиво ему предлагала… Ох, если бы Данте не прервал их интимное свидание…
Поднявшись на ноги, Маркус подошел к окну, находившемуся позади пыльного дубового стола. Он чувствовал, что охранники следят за каждым его шагом, за каждым движением. Что ж, ничего удивительного, ведь именно для этого они здесь и нужны.
Но, что же все-таки происходит? Какая-то бессмыслица… Ясно одно: Данте Блэк хочет обвинить его в краже картины Гейнсборо и в нападении на одного из служителей. Но зачем ему это?
Впрочем, Маркус не очень-то хорошо знал аукциониста. Ему было известно, что Данте одно время обслуживал аукционы «Бонэмз». Более того, Данте Блэк являлся там главным аукционистом до тех пор, пока не поползли слухи, что он не поладил с самим Томасом Доддом, совладельцем фирмы и лучшим другом «Бонэмз». После этого Данте занялся распродажей имущества богатых покровителей искусства, почивших в бозе. Маркус посетил множество аукционов, проводившихся Данте за последний год. И вот сейчас… Почему-то аукционист вдруг решил обвинить его в преступлении. Но почему, зачем?.. Ведь они ни разу не ссорились, не сказали друг другу худого слова. Напротив, Данте делал неплохую прибыль на тех произведениях искусства, которые он, Маркус, приобретал на его аукционах.
Враждебное поведение Данте казалось очень странным, совершенно нелогичным. Если, конечно, он не работал на кого-то другого, на человека, желавшего уничтожить Маркуса Хоксли.
В дверь тихонько постучали. Один из охранников спрятал пистолет в карман и приоткрыл дверь. Затем, не оборачиваясь, подал знак другому охраннику, чтобы тот тоже убрал оружие.
Через несколько секунд дверь широко распахнулась, и в библиотеку вошел Эдвард Камерон, граф Молверн. К изумлению Маркуса, охранники тотчас исчезли и закрыли за собой дверь.
— Рад видеть вас, лорд Молверн, — приветствовал графа Маркус.
Камерон шагнул к нему и, дрожа от гнева, процедил:
— А я не очень-то рад встрече, мистер Хоксли. Но вы, похоже, ожидали меня, не так ли?
Маркус с усмешкой пожал плечами:
— Да, пожалуй, ожидал. Но не так скоро.
— Ваша самоуверенность и наглость не имеют пределов, мистер Хоксли. Моя дочь здесь, внизу. И, как принято говорить, от ее репутации полетели пух и перья, а будущее ее погублено. И все из-за того, что она заступилась за вас. У вас есть что сказать на это?
— Поверьте, лорд Молверн, между леди Изабель и мной ничего особенного не произошло. Клянусь честью, я…
— Вашей честью?! — взревел Камерон. — Насколько мне известно, мистер Хоксли, у вас давно уже нет чести, во всяком случае — последние десять лет. Я никогда не проявлял к вам ничего, кроме доброты и уважения, но это было много лет назад. Мне стало известно о вашем неблаговидном поведении, но я наивно верил, что вы изменились. Увы, оказалось, что вы начисто утратили какие-либо представления о морали, если, конечно, у вас когда-нибудь имелись такие представления. Ведь всем известно, что вы погубили нескольких невинных молодых женщин.
— Я никого не губил. Что же касается вашей дочери, то между нами ничего не было.
— Значит, вы готовы признаться в том, что украли картину? — осведомился граф.
