рассмеялся, – что же касается всего остального, ты Вера – прелесть, – он подошел к ней и, обняв, повернул к себе, – хотя и партизанка. По убеждениям, так сказать. В дверь стукнули:
– Господин майор, – послышался голос дежурного, – вас ждет механик внизу.
– Сейчас иду, – Лауфенберг быстро оделся и подмигнул Вере: – фрейлян, вам тоже пора. Берите ключи от кладовки и принимайтесь за уборку. У каждого свои обязанности, знаете ли.
Как только он вышел, Вера выскользнула из постели. Натянув платье, сразу примерила туфли, они пришлись ей впору. Покрутившись на месте, приоткрыла дверь в коридор и тут же захлопнула ее. Надменная и капризная горничная полковницы Зизи направлялась в комнату своей госпожи с утренним кофе на подносе.
– Зизи, постойте, – послышался голос капитана Хартмана, – позвольте проводить вас. Я очень хотел бы сказать вашей госпоже, что согласен с ее решением.
– С каким решением? При чем здесь я? – презрительно сжав губки, Зизи пожала плечами, – говорите сами, коли так нужно.
– С большим удовольствием, – проводив девицу несколько шагов до дверей комнаты полковницы, Эрих прислонился к стене, чтобы, когда откроется дверь, Хелене не смогла сразу увидеть его. Постучав, но не дожидаясь разрешения войти, как он сам, когда был уверен, что его здесь ждут, Зизи открыла дверь:
– Эрих! – вдруг услышал он возглас Хелене. Должно быть, увидев Зизи, полковница смутилась. Смутилась и горничная, которой неожиданно открылся секрет ее госпожи. В нерешительности она стояла на пороге, забыв о просьбе Эриха. Выйдя из своего «укрытия», Эрих появился в проеме двери и с улыбкой взял поднос из рук Зизи.
– Идите, идите, фрейлян, спасибо, – выпроводил он горничную. Закрыв за ней дверь, он обернулся к Хелене:
– Кофе, госпожа полковник, – шутливо возвестил он. – Я только хотел сказать, – добавил он тише, видя ее растерянность, – что люблю тебя. Подойдя, он взял ее за руки. – Как боевой командир, летчик, ты не можешь не согласиться, что тактика – это главное.
– Да уж, тактика, – Зизи рассерженно прищелкнула пальцами и направилась к комнате Лауфенберга. Вера присела на корточки, готовясь юркнуть под кровать. Она даже не задумалась, поместиться ли там. Но, по счастью, Зизи окликнул кто-то из денщиков, и она ушла. Сбросив красивые туфли на каблуке, Вера обула привычные сбитые чеботы, и выскользнув из апартамента майора, поспешила к дежурному, брать ключи от кладовки. И скорее – протирать пол.
Прошло несколько дней. Однажды рано утром, пробежав на цыпочках по коридору общежития, Вера остановилась перед дверью в комнату Лауфенберга и, скинув чеботы, надела подаренные ей туфли. Потом, царапнув в дверь, словно кошка, она приоткрыла ее. Она надеялась, что он еще спит или только встал, и она еще успеет… что? Возможно, он поцелует ее или просто обнимет – Вере даже самая малость казалась счастьем. Но ее ждало разочарование.
– Войдите, – она услышала его совсем не сонный голос. Майор стоял одетый, даже в шинели.
– Вы уезжаете? – спросила, побледнев, Вера.
– Да, – ответил он, – ненадолго. В Берлин, на совещание. Но я скоро вернусь, – его голос смягчился, когда он заметил слезы у нее в глазах, – что вам привезти из Берлина, фрейлян Вера? Духи? Или шелковое платье?
– Нет, нет, мне ничего не надо, – пролепетала Вера растерянно, – вы только сами приезжайте поскорей, господин майор…
Спустя год день рождения рейхсмаршала авиации Германа Геринга отмечали с прежним размахом, но без былого настроения – оно было унылым, как ни пытались скрыть. Накануне поступило сообщение, что фронт прорван наступающими войсками маршала Василевского и ставку ВВС скорее всего, придется перенести из Минска на территорию Восточной Пруссии. Теперь воздушные схватки предстояло вести в небе над Германией. Именно поэтому Геринг не ограничился обычным списком приглашенных в Каринхалле – он созвал всех лучших асов. Хелене Райч сопровождали Андрис фон Лауфенберг и Эрих Хартман – в Берлине они узнали, что обоих повысили в звании. Теперь фон Лауфенберг стал подполковником, а Эрих – майором.
В разгар праздника Хелене с бокалом шампанского в руке оживленно беседовала с полковником Хансом Руделем. «Заслуженный солдат Германии», как нередко называл Руделя доктор Геббельс, своим бомбардировщиком потопил русский линкор и уничтожил четыре сотни русских танков. Однако в конце 1944 года он попал в аварию и потерял ногу. Теперь же на протезе снова вернулся в авиацию. Ханс рассказал Хелене, что фюрер планирует назначить его командующим реактивной авиацией. Геринг всячески противился этому назначению – ко всему реактивному он пока относился с подозрением. Того же мнения придерживался и начальник штаба, фельдмаршал Мильх. Сам Рудель также не был уверен, что достаточно хорошо разбирается в реактивных самолетах и ракетах.
– Знаешь, – доверительно заметил он, – я полагаю, что во всем этом нет смысла. События развиваются таким образом, что скоро русские и американцы соединят свои армии. Тогда Германия окажется расколотой на две части. Куда тогда мы станем запускать реактивные самолеты? Их применение станет невозможным. Я хотел спросить фюрера, почему бы нам не заключить мир с Западом, с тем чтобы добиться победы на востоке? Но мне не дали. Гиммлер вперил в меня столь грозный взор, что я предпочел промолчать.
– Ничего странного, – ответила Хелене, – даже если бы тебе и позволили спросить, ответа бы ты не услышал. Если бы мир с Западом был возможен, его давно бы уже заключили. Но он невозможен. В первую очередь, из-за Гиммлера и всей его епархии. Американцы сразу зададут свой любимый вопрос о правах человека. Мол, где они? В гестапо?
– Пожалуй, ты права, – согласился Рудель, – доктор Геббельс, который на приеме у фюрера оказался рядом со мной, шепнул мне, уходя, что из всех его постов пост по мобилизации усилий для тотальной войны – самый бесполезный. Мобилизовывать нечего. Все, в том числе цветочные магазины, закрыто английскими бомбардировщиками. Если такой пессимизм обуял наших вождей… – Рудель развел руками.
– Про цветочные магазины – это он зря, – возразила Хелене, пригубив шампанское, – просто в очередной пикировке Геббельс приготовил шпильку Герингу. И не более того. Цветочные магазины работают, я сама сегодня видела. И даже рестораны. Бомбардировщики, конечно, не забывают про нас, но и противовоздушная оборона не дремлет. Во всяком случае, на правительственный квартал Берлина еще не упало ни одной бомбы. Вообще, с чего Йозеф вспомнил именно про цветочные магазины, – Хелене улыбнулась, – наверное, в очередной раз поссорился с Магдой и забыл прислать ей букет ради примирения. А соврал, что магазины закрыты из-за англичан. Что касается мира с Западом, уж где-где, а у нас в штабе Люфтваффе еще после Сталинграда готовили проект, как вывести Германию из войны на Западном фронте. Кто обратил на него внимание?
– Госпожа Райч, – к ним подошел эсэсовский офицер, незнакомый Хелене. – Прошу прощения, что прерываю вас, – он говорил с сильным австрийским акцентом, – обергруппенфюрер СС Кальтенбруннер приказал мне спросить, не найдется ли у вас несколько минут, которые вы могли бы уделить ему?
– Прямо сейчас? – удивилась Хелене.
– Так точно, прямо сейчас, – подтвердил офицер.
– Ну, хорошо, – Хелене в недоумении пожала плечами, – сейчас, так сейчас. Извини, Ханс, – обратилась она к Руделю.
– Ничего, конечно, – понимающе кивнул тот.
– Прошу следовать за мной, – посланец обергруппенфюрера распорядился тоном, словно она была не полковник Люфтваффе, а заключенная в гестаповской тюрьме. Хелене не понравилось такое обращение, но она промолчала. Что понадобилось Кальтенбруннеру от нее? Догадаться было несложно. Подспудно она ждала, когда Кальтенбруннер предпримет шаги, чтобы приблизить ее к себе. Им движет ненависть к Гейдриху, упоение столь долгожданным возвышением и сопутствующей властью, стремление унизить и уничтожить все, что могло бы напоминать о его предшественнике. А жажда самоутверждения, без сомнения, подвигнет его на то, чтобы любым способом завладеть самым «блистательным достоянием» Гейдриха – его любимой подругой, знаменитой Хелене Райч. До сих пор Кальтенбруннеру не предоставлялся случай близко пообщаться с Хелене: белокурая полковница редко появлялась в Берлине, а приезжая по
