— На других направлениях пока никто не ведёт. Другие направления у Желдоральянса в проекте. Материалов нехватка. Как привезут с Урала рельсы, будем прокладывать пути на Рыбинск, может Клика Статора начнёт тянуть ветку на Харьков. Но раньше Команда Ротора включится в работы на Муромском направлении по обязательствам встречного плана, насыпь проложат, шпалы дадут, а уж рельсы от Великого Мурома сами дойдут на путеукладчике. Сначала от Мурома до Москвы, а потом сразу нам начнут поставки, согласно договора. Вот тогда мы продолжим развитие, потому что мы на Москве по железнодорожному ходу самые первые в Альянсе. У нас, благо, есть для зачина ленинский стратегический запас рельсов, раскупорили тут секретную допиндецовую захоронку.
— В чём суть-то её? — наивно поинтересовался молодой лучник, когда все выпили.
Жёлудь до конца не понимал всех достоинств новаторского мега-проекта и попробовал уяснить в разговоре с человеком сведущим, пусть этот знаток был даже бабой. Пол Вали определить не представлялось возможным, не содрав прелых лантухов. Пушок на щеках и жидкие усики явно не ведали бритвы, да в ней не нуждались, а бугры под рубахой могли оказаться развитыми ожиревшими грудными мышцами. Ничто в рыхлой фигуре и повадках Вали не выдавало гендерной принадлежности. Даже отблеск интереса, время от времени вспыхивающий в унылых буркалах рабочей особи стройотряда Ордена Ленина, можно было трактовать не только как отголоски скрытого чувственного лечения, но и в качестве эха трудового энтузиазма. Строителей Ленинской железной дороги ждала какая-то награда, но в чём заключался профит, Жёлудю не терпелось узнать.
— Грузы возить, людей возить! — похоже, Вале до сих пор не встречалась настолько неграмотная деревенщина. — Не год по реке тянуть, а загрузился, раз, и квас, вот ты в Новгороде. Сел на поезд, и через пару дней ты в Белорецке. Почту возить можно, страна развиваться будет.
— Это понятно, — кивнул Жёлудь. — Тебе-то лично железная дорога что так доставляет?
— Лично мне квартиру дадут. Ордену Ленина за грузоперевозки прибыль, а всем строителям благоустройство. Мы делаем мир лучше, и от этого всем польза.
— Тёмный ты, факт, — улыбнулся Павка, ласково глядя на Жёлудя.
— Тебе понравилось бы, оставайся с нами строить светлое будущее, — валина лапка осторожно тронула молодого лучника за рукав, а в глазах замерцал маслянистый огонёк.
«Как всё запущено-то, — думал Щавель. — Уже и губернатор в этом участвует, а светлейший ни сном, ни духом, что из Великого Мурома скоро поедет паровоз. Полно же наших людей в Муроме и в Проклятой Руси, они должны информировать канцелярию, — за логичным рассуждением пришла мысль совершенно чарующая. — Это что же получается, нарочно князю не докладывают? Он из всех своих приближённых только мне смог довериться?»
— Нельзя нам оставаться строить светлое будущее, — от чистого сердца заявил Щавель. — Нам дальше идти надо, есть дела поважнее. Товарищ-то Ленин как нынче себя чувствует?
— Как всегда живой! — отрапортовал Павка.
И немедленно налил.
— Предлагаю поднять тост за товарища Ленина!
— Ленина разве не до Большого Пиндеца убили? — ошарашено спросил Жёлудь.
— Да ты чё? — заржали над наивностью лесного парня московские работяги. — Ленин и сейчас живее всех живых.
— Это тот, которого дева-воительница Фанни Каплан смертельно ранила? — Жёлудь посмотрел на барда, а знаток «Ленинианы» даже лицом не дрогнул, только маленько покивал.
— Он самый, — заверил Павка. — Тёмный ты, парень, факт. Наш Ильич в мавзолее отлежался, а после Большого Пиндеца Орден Ленина его на ноги поставил.
— Так и было, сынок, — подтвердил Щавель, а Филипп сыграл на гуслях поучительную песенку:
— Ленин не умер, Ленин фтагн, — вкрадчиво влился в уши голос Вали.
— Ваистену фтагн! — стукнул по столу Павка и добавил: — Факт.
— Эвона как, — пробормотал Жёлудь, а валины пальцы ласково потрепали его по руке.
— Как тут у вас обстановка с Тёмными Властелинами? — заметив, что работяг после трудового дня окончательно развезло, Щавель отважился копнуть глубже. — Держитесь против Статора?
— Справляемся, — бесхитростно выдал Павка. — Пока у нас есть Дележ, дело Ленина живёт. Орден контролирует Северный округ и кусок Северо-Западного, Мотвил поддерживает мумию ништяками. Статору на Юге ещё с Ротором соревноваться приходится, им обоим не до нас. С востока манагеры подъедают наравне с вагинальными активистами, — Павка скривился и сплюнул.
— А то, я слышал, Бандурину фтагнировали и выпустили из узилища. Теперь она вроде как возвращается в Москву.
— Нехорошо, — проблеяло существо. — Будет война. Это нарушит равновесие.
Павку это не смутило.
— Пока Лелюд доставляет Ленину детей, сила Ордена будет крепнуть.
— Зачем Ленину дети? — не понял Жёлудь.
— Ленин любит детей. В мавзолее им красный галстук повязывают, — подмигнул Павка и погладил Жёлудя по руке, а валины пальцы чувственно сжали ему колено.
— Смотри-ка, молодой-молодой, а двух московских пролов не вставая с места запорол, — отдышавшись, одобрительно сказал Филипп.
— Растёт смена, — Щавель убрал стрелу в колчан, но лук на всякий случай продолжал нести в левой. — Жёлудь парень хороший, жизнью не испорченный, поэтому в людях не разбирается.
Жёлудь шёл рядом, насупившись, и громко сопел.
— Но если начинает разбираться, то до косточек, — закончил отец.
— Батя, как же так? — Жёлудь шмыгнул носом. — Они чё, все что ли там пидарасы?
— В том или ином роде, — сухо ответил Щавель.
Оглянулись и ускорили шаг, унося ноги от греха подальше. Дорога пошла понизу, барачный посёлок земляных рабочих скрылся за кустами. Виден был только столб дыма, крики стали уже не слышны, и погоня отвязалась, устав ловить стрелы.
— Ма-асква, звонят колокола! — густым баритоном пропел Филипп, будто выступал на сцене Муромского театра, и, взойдя на пригорок, выставил в сторону барачного посёлка кулак с воздетым средним пальцем.
То ли он сигнализировал о чём-то пролетариям, то ли выполнял бардовское приветствие, Жёлудь не знал.
