— Где, где? В Москве. Привёз тебе для украшения досуга.
— Благодарю. Не по мне такие гостинцы. Пусть их собачка Жучка дрючит или, как его, нашего Тавота друг, отмороженный Удав…
— Мыслишь верно, — одобрил Щавель. — Тащи его наверх. Как вы тут без меня?
— Наезжал начальник дмитровской стражи со своими оружными. Встревожились они насчёт железнодорожников. Давай претензии предъявлять, не ваша территория и всё такое. Литвин его встретил, — ухмыльнулся Лузга
— И чего?
— Теперь у нас есть порох и свинец.
Когда измученного Лелюда втолкнули в нумер, расположившийся сбоку от двери Тибурон встретил пленника мрачным:
— Попался, младолюбец?
Услышав знакомый голос, сталкер вздрогнул и втянул голову в плечи. Обернулся и узрел колдуна, которого считал мёртвым. Тибурон заметно сдал по сравнению с временами членства в Ордене, но всё же не выглядел призраком, как в клетке. Он горделиво устроился на рогоже, скрестив ноги на восточный манер, подобно легендарным йогам, уложив на ляжки вывернутые вверх ступни. Должно быть, молился своему покровителю Йог-Сототу.
— Ты уцелел? — негромко воскликнул Лелюд.
— Раз в сто лет говоришь правду.
— Но не весь.
— Ты бы рад видеть мои кости, но не дождёшься. Будет наоборот. Вскоре я посмотрю на твои потроха и отведаю твоей крови.
Конвоировавший Лелюда ратник не стал дожидаться, пока москвичи наругаются, а ткнул пленника в спину. Педофил испуганно сгорбился, прижал к груди замотанную тряпицей руку и засеменил в угол напротив Тибурона. Сел и замер, дрожа от страха и кровопотери.
«Если они все такие дохлые, почему на них не навалятся и не перебьют? — Щавель сравнил обоих членов Ордена Ленина и нашёл в них много общего. На Горбушке командир видел, в основном, нормальных мужиков — мобилизовать, вооружить и получится годная пехота. — Если до сих пор не перебили, значит что-то с Лениным не так. Должно быть, ведает матёрое колдунство».
— Я задаю вопросы, ты на них отвечаешь, — Щавель устало опустился на свою постель. — У нас мало времени, говори по существу.
Лелюд затихарился.
Щавель отвёл взгляд и, когда снова посмотрел в угол, педофила увидел не сразу. Будучи недвижным, серенький сталкер почти исчезал из поля зрения!
Старый лучник был вынужден приложить силы, чтобы стряхну морок.
— Думаешь, Мотвил тебя спасёт? Поможет силой колдовских чар ускользнуть в ночи? — Щавель рассуждал, наблюдая за реакцией Лелюда. — От меня не убежишь. Я поймал тебя, когда ты был волен и здоров, а недужным тебе из моего плена вовсе не ускользнуть. Или надеешься, что придёт на выручку Дележ? — Лелюд встрепенулся, а Щавель, как ни в чём не бывало, продолжил. — Пусть приходит, но сначала ты расскажешь всё о капище Мотвила. Как выглядит изнутри, где живёт шаман, где отправляет обряды. Начнёшь врать, Тибурон поймает на лжи. Тогда будет больно.
Лелюд завозился в своём углу, подтянул колени к груди, будто прикрывался.
— Давай, лидер, продолжай свою пропедевтику, — пробурчал он.
— Что, если я буду подносить к твоему телу огонь? — командир подался вперёд, а Лелюд испуганно вжался в стену. — Спорим, что тогда поведаешь о самом сокровенном?
— Больше, чем огня, он боится своей крови, — подал голос Тибурон.
— Вот как, — словно гвоздь вбил Щавель и едва заметно улыбнулся, затравленный сталкер откровенно его развлекал. — Будешь говорить правду?
Педофил стиснул зубы и демонстративно сжал губы.
Щавель достал из ножен клинок работы мастера Хольмберга.
Проснулся Щавель, как пружиной подброшенный. Пронзительный вой бил по ушам, тут же шарахнуло в стену чем-то тяжёлым, будто тараном. Щавель был уже на ногах, кинул на бедро колчан, выдернул из налуча лук.
— Доктор, свет! Лузга, Жёлудь, за мной!
Постоялый двор сотряс ещё один удар. Утробный рёв перекрыл неутихающий визг. Затопали по лестнице сапоги ратников. Щавель распахнул дверь, выскочил в коридор, Жёлудь за ним с луком наготове. В нумере напротив со звоном и треском вынесли оконную раму.
«Пора!» — Щавель пнул дверь бывших своих апартаментов, оставленных для содержания рабов и пленников. Пустил стрелу в проём. Тут же наладил вторую и заглянул в нумер. Окно заслоняла чья-то широкая фигура. Щавель выстрелил. Заскочил, споткнувшись обо что-то, следом ворвался Жёлудь, пустил стрелу не глядя. Уши заложило от крика на три голоса. Щавель всадил стрелу в громадное тело, ломящееся в окно. Туша мелькнула и сверзлась. Пол содрогнулся, когда она грохнулась о землю.
Жёлудя плечом оттолкнул не сильно спешащий Лузга с обрезом наготове. Альберт принёс запалённый от свечки факел. Только при свете Тибурон умолк. Ветошь, пропитанная ламповым маслом, разгоралась. Альберт опустил факел, подсвечивая побоище. Тройка, приставленная стеречь пленников, валялась на полу, как раскиданные злым ребёнком куклы, никто не шевелился. Копошился на рогоже Тибурон. Лелюд исчез. Со двора доносился гвалт и короткие надсадные взрёвывания. Гомон взлетел, бахнул выстрел.
Переступая через трупы, Щавель подобрался к окну с выставленной рамой. Выглянул. Во дворе возились над телами дружинники, протискивались факельщики, кого-то понесли. Один разогнулся и воздел над головой что-то длинное. Бойцы торжествующе закричали.
— Что случилось? — спросил Альберт Калужский.
— Дележ забрал Лелюда, — быстро ответил Тибурон.
Щавель незаметно в темноте улыбнулся и сунул стрелу в колчан.
Новгородский ОМОН сплоховал перед московской напастью. И в атаку на манагеров ходил, и вехобитов болотных ставил на уши, малыми силами кромсал превосходящих по численности селигерских «медвежат», а подручного шамана Мотвила проворонил. Великан циклоп двигался легко и стремительно. Перемахнул через ограду, парой ударов срубил фишку. Дубина из комля дуба шлемы не пробила, но сломала ратникам шею. Они упали не вскрикнув. Дележ залез на карниз, вероятно, вскарабкавшись по углу, цепляясь за торцы брёвен. Нашёл нумер, в котором томился Лелюд, ориентируясь ему одному известным образом, должно быть, по запаху. Влез в окно. Тибурон проснулся и заорал. Дружинники схватились за оружие, но великан убил их голыми руками. Затем схватил в охапку Лелюда и выпрыгнул из окна. Прямо на копья бодрствующей смены. Несмотря на то, что Щавель приказал держать десятку наготове, Дележ едва не ушёл с добычей. Он был выдающимся разбойником. Во дворе закипел бой. Три стрелы торчали из его тела, но циклоп не сдавался. Отмахивался дубиной, пока Храп не перешиб пулей бедренную кость. Дележ упал. Отбивался лёжа, крутясь на спине. Из пасти его вырывалось яростное рычание, невнятная брань и неразборчивые угрозы, среди которых можно было различить повторяющуюся острастку: «Нургалиев разрешил!» Неизвестно, скольких омоновцев ещё успел он покалечить, если бы Скворец удачным ударом не разрубил плечо. Развивая успех, Скворец бил быстро и точно, и отсёк ему правую руку. Это доконало великана, силы оставили его. Дележ лишился чувств и истекал кровью. Рядом лежал, поскуливая, Лелюд. В горячке боя его затоптали едва ли не насмерть.
Педофила утащили обратно, а вокруг Дележа столпились ратники, наставив на него пики. Факельный свет отбрасывал причудливые тени. Пламя трепетало на ветру, тени прыгали, отчего тело поверженного циклопа выглядело ещё страшней. Разбойник разделся донага и намазался сажей. Из одежды были только чоботы мягкой кожи, перетянутые ремешками поверх щиколотки, да короткие труселя чёрной замши, подпоясанные толстым ремнём, на котором висел кошель с трутом и огнивом, да короткий ножик.
Циклоп хрипел в беспамятстве. Неестественно скроенная рожа с низким лбом, укороченная за счёт того места, где у людей находятся глаза, заросла диким волосом. Оттянутые к ушам скулы подступали
