— Хмырь, сэр! — выпалил заокеанский знаток русского языка.
— Совершенно верно, Майкл! Весьма точное и емкое слово. Так вот, устранение этого х м ы р я нарушит баланс сил. Другого лидера у д е м о к р а т о в нет. Нельзя же всерьез ставить на мадам Стервойтову или жалкого попика, натужно стремящегося работать под иезуита!
Про недалекого экс-кэгэбиста Калугина, интриганов из «Гражданского союза» и хулигана-драчуна Шабада я уже и не говорю. Типичные статисты, отыгравшие реплики типа «Кушать подано» и почти сошедшие с политической сцены.
Оставшись без головы, наши агенты влияния растеряются и не сумеют обеспечить проведение политики п р а в о в о г о террора. Да, все они злодеи, но мелкотравчатые, местечковые, малокалиберные с к у н с ы, способные лишь испортить воздух, а не сделать его ядовитым, смертельным для большинства населения территории, которую необходимо очистить для н а ш и х, Майкл, грядущих поколений.
Вы знаете, что глобальная задача Организации в уменьшении численности населения планеты. Только в России необходимо сократить едоков и поглощающих земной кислород на сотню миллионов.
Но эту серьезную работу начать можно и начнет её тот, кого мы намеревались по начальному плану убрать, талантливый, рожденный Люцифером, т е р м и н а т о р.
Но кто станет альтернативной жертвой? Ответ лежит на поверхности. Лидер представительной власти, которая все с большим и большим напором сопротивляется диктаторским амбициям н а ш е г о друга.
— Руслан Хасбулатов? — осторожно спросил штатовский советник-консультант по кличке Миша.
— Не надо имен, Майкл, — поморщился седовласый джентльмен. — Но попали вы в десятку. Убирая спикера, мы стреляем сразу в нескольких зайцев. Во-первых, даем д р у г у возможность начать тот же террор, ради которого мы и затевали а к ц и ю. При этом он будет проливать океаны крокодиловых слез по случаю безвременной кончины пусть и оппонента, но давнишнего, как это… Ах да, к о р е ш а! Во-вторых, обезглавливаем Верховный Совет и Съезд народных депутатов, которые разойдутся по городам и весям естественным путем, ибо даже собрать их будет некому, а провести выборы нового спикера п о п у л и с т депутатам не даст, уж мы позаботимся на сей счет.
— Русские говорят: как пить дать, не позволит депутатскому корпусу собраться, — заметил, улыбаясь, Майкл.
— В отношении п и т и я разговор особый, — нахмурился респектабельный и д е й щ и к. — Разговоры о беспардонном п и т и е ведут не только российские депутаты-оппозиционеры и их пресса, но и западные, вполне лояльные информационные агентства и газеты. Эта ахиллесова пята…
— Скорее ахиллесова г л о т к а, сэр, — дерзнул вклиниться молодой спецколлега.
— …весьма беспокоит и руководство Организации, и меня лично, Майкл, — закончил мысль ветеран спецслужбы.
Наставительно подняв указательный палец, он продолжал:
— Запомните, молодой друг, и никогда не забывайте того, что я вам скажу. Пьющий человек уже не есть Homo Sapiens! С каждой опрокинутой в г л о т к у — ахиллесова глотка, гм, это вы неплохо придумали, Михаил, поздравляю — так вот, каждая принятая внутрь рюмка сдирает с человека золотую фольгу разумности и превращает в животное… Нет! Для животного сравнение с пьяницей было бы оскорбительным, животные не травят себя змеиным зельем по доброй воле.
Но для н а ш и х целей алкоголь — лучшее, безотказное и весьма дешевое оружие.
Оружие, разумеется, против быдла, так называемого русского народа, который мы почти споили. К сожалению, пока только п о ч т и…
Те же, кто служит нам, помогают уничтожать собственный народ, должны удерживаться от употребления алкоголя. Но проблема эта, увы, существует, и с забубенностью тех, кого мы поставили у кормила власти в э т о й стране, необходимо делать нечто, регулировать надо поддавальщиков, которых мы вынуждены пока терпеть в государственных структурах.
— Торговцы наркотиками сами никогда не пользуются собственным товаром, сэр.
— Вы правы, Майкл. Для них это смерти подобно. Но вернемся к нашим баранам, вернее, к одному из них, который станет жертвенным агнцем двадцать третьего февраля, в день защитника Отечества, как пышно назвали народные избранники день Советской Армии и Флота.
Сегодня мне передали из Бэскервильского университета последнюю компьютерную разработку. По ней выходит, что смена объекта принесет нам куда более высокие дивиденды. Резко возрастают шансы на успех! Дело в том, что русским, мягко говоря, не очень нравится кремлевское ч е ч е н с т в о, хотя более разумного лидера, стойко и перманентно противодействующего уральскому бонапарту, на данном временном отрезке подобрать им трудно.
Конечно, святое место не оказывается на долгое время пустым, в российском парламенте есть яркие личности, Константинов и Исаков, Павлов и Топорков, тот же Бабурин, наконец… Но план наш тем-то и гениален, не побоюсь этого слова, что после двадцать третьего февраля никакие парламентские фракции и группы никаких выборов провести не смогут, поскольку будут распущены, а в процессе расследования п о л и т и ч е с к о г о убийства их пастуха будут арестованы, как соучастники. Собраться, конечно, они соберутся, но в Лефортове или Матросской Тишине.
— Лучше в Лефортове, — предложил Майкл.
— Why? — спросил спецслужбовский п а х а н. — Почему?
— У Матросской Тишины в сознании совкового быдла возник некий романтический ореол. И тюрьма эта уголовная… А в Лефортове хозяйничают чекисты. Мне кажется, что сегодня они стали понадежнее, сэр.
— Вы полагаете? — сощурился седовласый п а х а н. — Дай Бог… Но в э т о й стране я никому не верю. Психологически тяжелый климат, Майкл! Нам, my friend, молоко за вредность надо давать.
IV
— Omnes, quantum potes, Juva, — проговорил вслух Станислав Гагарин. — Всем, сколько можешь, помогай…
Он подумал еще, что всю жизнь исповедовал сей принцип, и те, кто платил ему за добро немотивированным, казалось бы, злом, находились в том же ряду завистников, которых выстраивала на пути сама же противоречивая натура Папы Стива.
Но общаясь нынче с пророками, он понял, что как бы не аукалась его всегдашняя готовность приходить близким на помощь, как ни верна поговорка о том, что благими намерениями вымощена дорога в преисподнюю, а стремиться помогать всем, кому и сколько можешь, необходимо.
И судьбы тех, с кем свела его фантастическая действительность Смутного Времени, наглядные и яркие свидетельства тому.
Разве Заратустра и Мартин Лютер, Будда и Магомет, Конфуций и Христос не жаждали свершать добро, не рвались помочь л ю б о м у страждущему? Конечно, ничто человеческое не было им чуждо, и слабости в них проявлялись, кроме единственной, разумеется — слабости духа.
И каждый из них был прежде всего Человеком, именно так, с большой буквы.
Сейчас, когда черная в о л г а, миновав Немчиново и не обнаружив пока погони, развернулась к совхозу «Заречье», и Конфуций, припав к штурвалу, собрал волю в кулак, одержимый одной целью — спасти Гагарина и доставить его к Агасферу, не подозревающий до конца, насколько ситуация п а х н е т керосином, сочинитель ко времени и к месту припомнил, как последователь почтенного учителя Куна, его звали Мэн-цзы, утверждал, что государственные деятели обладают правом прогонять с престола и даже казнить властелинов, которые погрязли в грехах и преступлениях.
«Непостижимый и величайших грех — разорять собственное государство, поверивший в тебя народ, — подумал Станислав Гагарин. — Почему бы не вспомнить народным депутатам грядущего Восьмого съезда о древнекитайской традиции, о доконфуцианском понятии м и н, так жители Поднебесной Империи обозначали мандат Неба. Мандат на правление м и н Небо вручало толковому и доброму правителю, и Небо же могло отнять м и н у злого и бестолкового…
