уста их произносят надутые с л о в а; они оказывают лицеприятие для корысти».
…Невооруженным взглядом Первый рассмотрел, что людей у могилы Неизвестного солдата становится больше. Вот подошёл от Боровицких ворот военный оркестр, подъехали три черных бронированных з и л а и пяток таких же по масти м е р с е д е с о в. Холуи в штатской одежде опрометью вылетали с передних сидений и с готовностью распахивали, демократически сгибаясь в поклоне, задние дверцы лимузинов, из которых являлись на Манежной площади вожди разных весовых категорий.
Первый снова взялся за винтовку и припал к оптическому прицелу. Патрон он уже дослал в патронник, и теперь достаточно было нажать на спусковой крючок пять раз подряд, и все пять разрывных пуль в мгновение ока поразят того и тех, в кого их выцелит вальяжно лежащий на скромном тюфячке убийца.
В перекрытие прицела вплыла обширная физиономия Юрия Михайловича Лужкова, м о р ж о в о г о мэра столицы.
Первый хмыкнул и потрогал пальцем спусковой крючок.
«Не моя добыча, — усмехнулся террорист и провел сверху вниз и снизу вверх указательным пальцем, едва касаясь спускового крючка. — Живи пока…»
Он чуть двинул стволом и рассмотрел в окуляре усатого в и ц а к а Руцкого.
«Герой, — насмешливо подумал Первый о бывшем летчике и всероссийском фермере сегодня. — Знал бы ты, к т о сейчас на тебя смотрит… В штаны бы не наложил? Впрочем, моя музыка не под твою песню…»
В голову пришла идея: а не уложить ли ему пятерых вместо одного? В собственном искусстве стрелять Первый не сомневался. Пять лёгких, н е ж н ы х касаний — и пять н а д е ж н ы х трупов лягут на гранитные плиты подле знаменитой могилы.
«Вот будет переполох…»
Эта мысль развеселила его, и убийца даже засмеялся тихонько. Но потом решил, что хулиганить не имеет смысла, он всегда отличался дисциплинированным характером, и шефы лучше знают, когда предписывают к о к н у т ь только одного.
«Одного так одного», — согласился Первый и принялся переводить ствол с прицелом, тщательно всматриваясь в деятелей, приготовившихся к церемонии возложения венков, и выискивая среди них того самого.
В «Националь» их не пустили.
— Не в масть, — сказал им молодой пижон, стоявший рядом со здоровенным швейцаром. Поодаль маячили двое крепких парнишек, просторные пиджаки которых оттопыривались в левой части груди.
— Не пляшет ваша к с и в а, майор, — развязным, приблатненным тоном продолжил запретительную фразу хрен, который находился рядом со швейцаром. — Иметь необходимо дополнительный мандат, вкладыш специальный. Андестенд?
Он подозрительно п р о с в е т и л глазами Иисуса Христа и Станислава Гагарина.
— А для ваших кореше?й, тем паче…
— Спецвкладыш так спецвкладыш, — весело согласился Магомет, сдвигая сумку с плеча на грудь, затем он снял сумку, и расстегнул замок-молнию. — Засунул подальше, понимаешь…
Мгновенно выхватив к а л а ш н и к, пророк швырнул пустую сумку фраеру в лицо, резко ударил швейцара автоматом в живот, и короткой очередью заставил двух других агентов броситься на пол.
— Вперед! — крикнул Магомет, врываясь в роскошный вестибюль отеля и наводя шороху и суматохи среди немногих здесь людей, — по-видимому, высоких иностранцев и агентов безопасности — тем, что короткими очередями крушил вдребезги зеркальные стены и стеклянные витрины.
Иисус Христос схватил за руку остолбеневшего поначалу сочинителя, и оба они ринулись сначала за Магометом, но затем Сын Человеческий увлёк писателя за спинами агентов, бросившихся за Абу Касимом, отцом Касима, на правую лестницу, широкими ступенями уходящую вниз.
Наверху еще слышались автоматные очереди, перемежаемые пистолетными хлопками — б е з о п а с н и к и очухались от дерзкой выходки неизвестного, надо полагать, террориста — когда пророк с писателем миновали подвальную камеру хранения, промчались пустынным коридором, ярко освещенным люминесцентными лампами, и очутились в тупике, который заканчивался металлической дверью.
— Смотрите назад, Папа Стив! — приказал Христос, шаря свободной рукой в кармане.
Левой рукой он выхватил из кармана ключ, в правой Сын Человеческий сжимал к а л а ш н и к, вставил ключ в замок, дверь распахнулась, и только теперь Станислав Гагарин с удивлением сообразил, что был л е в ш о й его боевой товарищ.
«Странно, что в библейских источниках нигде, по-моему, не упоминается об этом, — праздно подумал сочинитель. — Надо внимательно перечитать Евангелие».
Тем не менее, посторонние мысли не помешали определить ему, что погони за ними не было.
Отворенную им дверь Иисус Христос тщательно запер.
— Первый тайм мы уже отыграли, — сказал он. — Но впереди у нас опять подземелье…
«А как же Магомет? Где Верный?» — возникла в сознании мысль, но Станислав Гагарин, все еще потрясенный подвигом Ал Амина, отогнал ее. Подобная мысль расслабляла волю, она вернется уже потом, а сейчас надо идти в п е р е д, именно это слово выкрикнул мужественный пророк Аллаха, когда самоотверженно вызвал огонь на себя.
Теперь они осторожно опускались в глубокий колодец, перебирая руками ржавые скобы, и старались делать это быстрее, ибо времени оставалось в обрез, можно было и опоздать, прийти на место, откуда уже прозвучал бы роковой выстрел, и тогда гибель великих пророков не имела бы смысла.
После колодца боевые товарищи двигались в полной темноте.
Иисус Христос шел впереди. Он дал Станиславу Гагарину в руку двухметровый кусок веревки, которую привязал к собственному поясу, и вёл писателя на буксире.
Председатель Товарищества шагал за пророком, таращась в полнейшем мраке, высоко поднимая ноги и наступая порой на ж и в о е, с противным писком шнырявшее между ботинками сочинителя.
«Если Бог за нас, кто против нас?» — снова и снова повторял Станислав Гагарин слова апостола Павла, и вовсе не потому, что ждал помощи от Бога, эти слова из Послания к римлянам служили ему маршевым рефреном, под них легче шагалось в этой лишённой света преисподней.
— Если Бог за нас, кто против нас, — чуть слышно бормотал сочинитель. — Если Бог за нас…
Внезапно Иисус Христос остановился. Видимо, случилась некая преграда, в неё пророк и постучал трижды.
Поток света хлынул им навстречу, и Станислав Гагарин даже глаза зажмурил от неожиданности.
— Быстрее, быстрее! — послышался знакомый голос, и сочинитель увидел на пороге освещенного помещения Веру.
Он бросился к ней, едва не сбив с ног Иисуса Христа, забросив автомат за спину, схватил за локти, потряс их и, приблизив лицо к глазам ее, порывисто спросил:
— Зачем? Зачем ты в этом месте… Здесь так опасно!
— Не больше, чем прежде, — возразила Вера. — Скорее наоборот… Я доставила вам ключ от винтовой лестницы. Дальше вы пойдете одни.
И Вера объяснила, что товарищи находятся сейчас под зданием Университета. Если ратники поднимутся по тайной лестнице на чердак, там они и найдут, так сказать, и с к о м о е.
— Будьте осторожны, — попросила Вера.
— Будем, — улыбнулся Иисус Христос.
«Ибо думаю, — мысленно произнес Павловы вещие слова Станислав Гагарин, — что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас… Но увижу ли эту женщину когда-нибудь снова?
Как поётся в песне: не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна. А Вера?..»
…Первый уже поймал в оптический прицел человека, ради которого он несколько часов корчился на
